Жаль, поближе посмотреть не позволят… Или позволят?
Меррон предполагала, что лицом дело не ограничивалось и под черным камзолом скрываются другие отметины. Снять бы камзол…
…исключительно в познавательных целях.
— Леди, вы на меня так смотрите, — сказал он шепотом.
И Меррон совершенно искренне ответила:
— Любуюсь.
Чудесный оттенок. Сливового варенья, которое тетушка варит с грецким орехом. Такой вот слегка неестественный… Меррон случалось видеть всяких гематом, в том числе на работниках, которые с ярмарочными силачами в бой пускались.
Или дело в освещении?
— Позже налюбуешься. — Сержант потер челюсть. Болит? Наверняка. Но разговаривает нормально, следовательно, перелома нет. Не то чтобы Меррон хотелось, чтобы Сержанту сломали челюсть, ее неприязнь столь далеко не заходила. Но вживую ей с такими переломами не приходилось сталкиваться. Было бы интересно. — У нас свадьба.
Ага, конечно, дадут ей забыть… свадьба, гости. Откуда только взялись?
Тетушка. Летти в парадном синем платье и полосатом чепце.
Лорд-протектор, которому явно не хватает места на тетушкином диванчике. Вот уж кого Меррон видеть не ожидала. Вблизи он выглядит еще более жутко, чем на расстоянии. А леди рядом с ним кажется неимоверно хрупкой. И не страшно же ей рядом с таким мужем? Но до чего неудобные гости… нет, Меррон-то все равно, а тетушка изведется, думая, что и где сделала неправильно.
Молодой парень в красном жилете и высокой, заломленной налево шапке разглядывает Меррон с явным удивлением. Он открывает и закрывает рот, точно рыбина, из воды вытащенная.
Хочет что-то сказать, но опасается.
Впрочем, Меррон и без слов умеет понимать: не такую невесту он ожидал увидеть.
Второй — мрачный, корпулентного сложения человек с прелюбопытным шрамом на лысой голове. И во взгляде то же недоумение.
Серокожее существо, обряженное в яркие одежды. Его кожу покрывают рубцы, но отнюдь не следами былых ран. Меррон читала о подобном — рисунки из многих надрезов. Рассмотреть бы поближе… или потрогать. Существо встретилось с Меррон взглядом и осклабилось.
— Сержант, — парень стянул шапку, — ты бы это… подумал.
Меррон мысленно присоединилась к просьбе.
— Умолкни. Я, Дар Биссот, беру…
Дар. Все-таки имя у него имеется. Да уж, подарочек на всю жизнь.
Зато тетушка довольна. Платочком слезы смахивает, предательница. Но злиться на Бетти не выходит. Да и вообще, Меррон сама во всем виновата. Знала же, что на балах ничего хорошего случиться не может. Все происходившее дальше она воспринимала как-то отрешенно, задумавшись над тем, переменится ли вообще ее жизнь, и если переменится, то выйдет ли у Меррон приспособиться.
Хотя бы до весны. Чтобы потеплело и снег сошел, грязь просохла. По грязи далеко не убежишь… А если бежать, то куда? И как? Одинокую девушку быстро найдут, но… Меррон не очень похожа на девушку. Если добыть мужскую одежду, то можно будет врать, что она — ученик доктора. Кое-что в лекарском деле Меррон понимает, и… если так, то сумеет на жизнь заработать. Ей ведь не надо много.
…их поздравляли, почти без издевки. И Меррон что-то отвечала, вроде бы вежливо.
…улыбалась, чтобы тетушку не огорчать.
…слушала песни парня — его звали Сиг — и что-то ела, что-то пила. И кажется, в очередной раз позабыла о том, что в обществе не принято есть столько, сколько ест Меррон. Укоризненный взгляд Бетти отрезвил и окончательно расстроил.
Все не так, как должно быть, хотя Меррон слабо представляла, как должно быть.
Не так.
…очнулась уже в чужой, смутно знакомой комнате. Она была здесь в ту ночь, на балу, только свечей тогда было втрое меньше. А пыли больше. И ваза эта, огромная, отсутствовала, цветы — тем более.
Под вазой сидела фарфоровая тетушкина кошка. Присматривала?
— Спасибо, — сказал Сержант, стягивая камзол.
— За что?
— За то, что обошлось без капризов.
Пожалуйста. Меррон не унизит тетушку прилюдным скандалом.
— Меррон, не думаю, что ты поверишь, но клянусь, что в жизни не подниму на тебя руку.
Она и вправду не верит. И вообще от этого обещания становится жутко. Меррон не хочет вспоминать вчерашний вечер. И разговаривать о нем.
— Я… могу принять ванну?
И спрятаться. Лучше в шкафу. Там темно и никто не найдет, если сидеть тихо.