Роберт положил руки на талию Эви и развернул к себе. Ее сердце бешено заколотилось о ребра, когда он наклонился и пленил ее рот. Прикосновения были неспешными, долгими и опустошительными. Язык пробрался между податливыми губами, и он впился в нее глубоким поцелуем, в то время как умелые руки медленно скользили по ее спине, расстегивая молнию, освобождая тело от ткани, пока лиф платья не спустился до пояса. На несколько секунд Роберт задержался, лаская гладкий изгиб талии, а потом снял платье и отбросил в сторону.
Она осталась только в трусиках и туфлях на высоких каблуках. Роберт притянул ее ближе и целовал снова и снова, глубоко вонзаясь языком. Тонкие пальцы неустанно кружили по мягким холмикам груди, изучали, ласкали, сдавливали. В попытке успокоить разбушевавшиеся чувства Эви отчаянно вцепилась в его широкие мускулистые плечи. Шелковая сорочка Роберта заскользила по ее набухшим соскам, заставляя всхлипнуть. Он прошептал что-то тихим, успокаивающим голосом, а тем временем расстегнул пуговицы рубашки, вытащил руки из рукавов и бросил к платью на пол. После этого ее груди оказалась прижаты к темным завиткам волос его голой груди. Эви услышала собственный низкий, голодный стон.
— Не спеши, дорогая, — прошептал он.
Роберт быстро избавился от ботинок, расстегнул брюки и позволил им спуститься ниже колен. Напряженная плоть оттопыривала короткие аккуратные боксеры. Эви выгнулась дугой, слепо толкая бедра вперед, поближе к этому твердому вздутию. Роберт со свистом втянул воздух. Его самообладание дало трещину. Он яростно притянул к себе Эви и так стиснул, что она вскрикнула от боли прямо ему в плечо.
Роберт уложил ее на кровать. Прохладные простыни приятно холодили разгоряченное тело. Молниеносным движением он освободился от оставшейся одежды. Глаза Эви заблестели при виде полностью обнаженного, возбужденного, мускулистого тела Роберта, напряженного от желания и попыток удержать себя в руках. Его сухощавость вводила в заблуждение, поскольку он весь состоял из стальных мышц, больше присущих пантере, а не массивному льву. Роберт опустился рядом с Эви, одной рукой погладил ее волосы, а другой — ловко избавил от туфель и трусиков. Полная нагота внезапно смутила Эви, и она попыталась прикрыться движением, которое он остановил, взяв ее за запястья и положив ее руки по бокам от головы. После этого, намеренно не торопясь, Роберт опустился на Эви.
Она не могла перевести дыхание. Роберт оказался намного тяжелее, чем ей думалось. Ощущения сначала встревожили Эви, словно в голове неприятно затарахтел будильник, но очень быстро превратились в волны удовольствия, которые одновременно запутывали и вызывали панику. Мускулистые ноги раздвинули ее бедра, щекочущий волосами живот потерся о ее более нежную кожу, а крепкая грудь тяжело навалилась на ее груди. Эви почувствовала, как его твердая плоть начала давить на беззащитное лоно, которое припухло, запылало жаром и запульсировало в такт ее сердцебиению.
Он навис над ней в темноте — более крупный, более сильный. Лунного света хватало, чтобы Эви различала его светлые глаза и резкие черты лица, на котором отпечаталось выражение неприкрытого мужского торжества.
Роберт отпустил руки Эви, одной горячей ладонью взял ее за подбородок и немного его приподнял. Он придерживал ее и глубоко вторгался в рот языком, утверждая явное господство. Захваченная горячечным безумием, Эви беспомощно отвечала. Потом он перешел к ее грудям, лаская ртом, подолгу задерживаясь на каждой и заставляя Эви метаться от наслаждения. Все это время Эви чувствовала его твердую плоть, которая нетерпеливо толкалась у входа в сокровенные глубины ее тела.
Это мгновение наступило слишком быстро и в то же время недостаточно быстро. Роберт оперся на одну руку, а другой потянулся вниз. Эви ощутила, как его длинные пальцы нежно разводят ее мягкие складочки и подбираются к влажному входу. Ее бедра сами подались ему навстречу, и все тело затрепетало.
— Роберт, — прошептала она, и это единственное слово от напряжения прозвучало хрипло.
Направляя себя, он лег на нее и сжал ее ягодицы, увеличивая нажим на приоткрытую в приглашении нежную плоть, побуждая ее полностью раскрыться и впустить его.
Эви напряглась и часто задышала. Давление быстро превращалось в боль — настоящую жгучую боль. Он покачивался над ней, с каждым выверенным движением проникая чуть глубже. Эви смяла кулаками простыни, повернула голову в сторону и закрыла глаза, чтобы спрятать просачивающиеся сквозь ресницы горячие слезы.