73 
Лукас про себя выругался и вытер о штаны вспотевшие ладони. На Эйслин короткая сорочка, чулки держались на кружевных подтяжках и поясе. А кожа между верхом чулок и тэдди [15]казалась мягкой и бархатно-теплой. Лукас представил, как он…
Проклятье! Какого черта он похотливо подглядывает за собственной женой, как какой-то извращенец? Если уж он так хочет ее и если его тело настаивает намного сильнее разума, почему бы не войти в дом и не взять желаемое? Она ведь принадлежит ему, верно? Они связали себя юридическими узами, и он имеет право на супружеский долг, так ведь?
«Так шевелись, черт тебя побери. Войди к ней и возьми то, на что ты имеешь право!»
Но он не пошел, зная, что это слишком рискованно. Если бы он мог взять ее хладнокровно, без эмоций, он бы воспользовался ее телом и избавился от этой неистовой лихорадки. Этого бы хватило надолго, пока снова не станет невмоготу.
Но нет, он был более чем далек от хладнокровия. Она его околдовывала – вот что она делала. Она как-то пробралась в его разум и душу, и теперь все его мысли и чувства постоянно наталкивались на желания тела. А его мужественность нельзя было допускать к делу без главенства разума.
Он все вспоминал о том утре на горной вершине. Она забралась туда, чтобы утешить его, хотя у нее были чертовски веские причины бежать от него со всех ног. Он помнил, каким было ее лицо, когда он двигался в ней.
И как всегда, в самый неподходящий момент, когда он думал о своем желании выместить на ней свою злобу, ему вспоминалось, что она выносила его ребенка и очень любит Тони. И как великодушно она относится к нему самому – к примеру, подливает ему горячего кофе, хотя он об этом не просит. А как она порой ждет его на крыльце, когда он возвращается верхом после долгой тяжелой работы. Она всегда ему улыбается, словно рада его видеть.
Лукаса удивляло, почему она относится к нему с таким пониманием и заботой. Он не постигал ее мотивов. У Эйслин были все причины его ненавидеть. И, демонстрируй она вместо понимания обиду и возмущение, ему было бы намного проще жить. Можно было бы даже устраивать бурный секс в качестве разрядки. А так он словно варился на медленном огне.
Правда, сейчас, глядя на нее в окно, он ощущал, что уже почти дошел до точки кипения. Эйслин уже не стояла в окне в полный рост, но, видя на стене ее тень, он догадывался, что она снимает чулки. Эйслин поставила ногу на край кровати, отцепила подвязку и стала скатывать чулок до колена, от него по голени до лодыжки и, наконец, нарочито лениво сняла совсем. После чего проделала то же самое с другой ногой.
Он как прикованный стоял и смотрел, как движением плеч она сбрасывает бретельки тэдди. Как тэдди соскальзывает вниз, а она грациозно переступает через него и выпрямляется, отбрасывая тень в профиль. Ее силуэт отчетливо просматривался, во всех мучительных деталях.
Лукас одними губами непристойно выругался.
Почему она не стала бороться с ним? Она его пожалела? В этом все дело? Или она считает, что обязана быть образцовой женой? Бог знает, он не нуждается в ее великодушии.
Лукас наконец вышел из ступора, развернулся на каблуках и зашагал к задней части дома. Он с грохотом вошел через заднюю дверь, едва не забыв запереть ее за собой, и протопал по дому, яростно выключая везде свет. Вваливаясь в спальню, он уже был вне себя от гнева.
– Ты вообще думаешь, какого черта ты делаешь? – взревел он.
Эйслин посмотрела на него широко раскрытыми глазами, в которых плескался испуг. От этого взгляда она казалась совсем невинной девочкой. Она сидела в кресле-качалке и напоминала Мадонну. Светлые волосы рассыпались по плечам. Ночная рубашка расстегнута, у обнаженной груди довольно причмокивает Тони.
– Я кормлю Тони, – просто ответила она.
Лукас сжимал руками дверной косяк и отчаянно желал ссоры. Он был без рубашки, влажная от недавнего мытья кожа поблескивала в свете лампы. Черные волосы вились от воды. Крестик на шее блестел почти так же ярко, как сверкали его глаза.
С ним сыграли шутку. Чувствуя себя идиотом, он отвел взгляд от жены и глянул на кровать. На ней были разложены чулки и тэдди, как напоминания о праздном любовном вечере. Они тут же его снова воспламенили.
– В следующий раз подумай как следует, прежде чем танцевать в полуголом виде перед открытым окном при включенном свете.
– Не понимаю, о чем ты, Лукас.
73 
