- Я люблю тебя, - простонала она, все еще в полусне.
Ее слова пронзили Джона как молния, его тело резко дернулось, и он замер. О, Боже, он даже не знал, сказала она это ему или некой мечте, которую видела во сне, но все в нем затрепетало от этих слов. Он хотел услышать эти слова снова, произнесенные ею не во сне, хотел видеть глаза Мишель, изучающие его, когда она говорит это, чтобы он видел, о чем она думает в этот момент. Отчаянно Джон еще глубже вошел в нее, пытаясь проникнуть в ее тело так глубоко, чтобы ничто не могло разделить их.
- Мишель, - прошептал он в блаженной агонии, прижимаясь губами к ее шее.
Мишель приподнялась, выгибаясь снова, поскольку находилась еще в полусне, в бессознательном состоянии. Но даже во сне она знала, что ее касается Джон, ее тело немедленно реагировало именно на него, открывалось для него, приветствовало его. Она не подвергала сомнению его присутствие: он был здесь, и это было всем, что имело значение. Любовь вспыхнула в ней с такой силой, что Мишель не сдержалась и призналась ему в этом, все остальное не имело для нее сейчас значения. Она была словно в горячке, ее чувства смешались, ее тело дрожало от силы чувственных толчков, с которыми он погружался в нее. Она чувствовала его глубоко в себе, и закричала от невероятного, почти животного удовольствия, когда ее накрыли волны острого наслаждения. Своими бедрами и руками из стальных мышц он прижимал ее к себе, обнимая, в то время как она в исступлении напряглась под ним, и ощущение ее мягкой внутренней пульсации, сжимающей его, привело к тому, что он сам взорвался в сладком, жарком безумии.
Он не мог позволить ей отстраниться. Даже когда все было закончено, он не мог позволить ей уйти. Он начал толкаться в нее снова, еще больше нуждаясь в ней, чтобы удовлетворить голод, который был настолько сильным, что вряд ли когда-либо он сможет удовлетворить его. Мишель закричала, в ее зеленых глазах блестели слезы, когда она цеплялась за него. Она прошептала его имя грубым, охрипшим от страсти голосом. Он не дал ей ни минуты расслабиться, продолжая погружать ее тело в омут желания. Теперь он двигался медленно и нежно, мягко погружая ее в новое наслаждение, но их кульминация была не менее сокрушительной. Почти наступил рассвет, когда, наконец, Мишель свернулась калачиком в его руках. Они оба полностью обессилили. Перед тем, как уснуть, Мишель заметила удивленно:
- Ты вернулся раньше.
Его руки сжались вокруг нее.
- Я не мог выдержать еще одну ночь без тебя.
Это была голая, пугающая правда. Он возвратился бы, даже если должен был идти пешком.
На следующее утро никто не беспокоил их, и они спали, пока лучи солнца не залили всю комнату. Невада Лютер, увидев грузовик Джона, стоявший на обычном месте, зашел в дом, чтобы задать ему несколько вопросов, но Иди встретила его настолько хмуро, что Нев решил, что вопросы могут и подождать.
Джон проснулся от солнечных лучей, заливших комнату, стало слишком жарко. На его висках выступил пот, нестерпимо хотелось оказаться под прохладными струями душа. Джон поднялся с постели, стараясь не разбудить Мишель, и чисто мужская улыбка коснулась его твердых губ, когда он бросил последний взгляд на женщину, спящую в его постели. Ему не хотелось покидать ее ни на секунду, рядом с ней он забывал обо всем. Ничто не имело значение, когда он любил ее.
Джон стоял под душем, чувствуя себя совершенно пресыщенным, и все же был вопрос, который мучил его. Он продолжал вспоминать ее голос, когда она произнесла «Я люблю тебя», и это воспоминание сводило его с ума. Она сказала это во сне, или знала, что это был он? Она никогда не говорила этого прежде, и не сказала этого снова. Неуверенность, словно нож засела в нем. Ему настолько было хорошо с Мишель в постели, что воспоминания о всех других женщинах давно исчезли. Вне постели… вне постели между ними всегда была дистанция, которую он не мог преодолеть. Было что-то, что Мишель упорно скрывала от него. Она любила кого-то еще? Это был один из ее прежних поклонников? Загорелый, искушенный завсегдатай модных курортов, который был вне ее досягаемости теперь, когда у нее не было денег? Эта мысль мучила его, потому что он знал, что такое любить кого-то, даже когда этот человек далеко, и годы проходят между их встречами. Знал, потому что любил Мишель все эти годы…
Его лицо скривилось, и он перекрыл кран излишне резким движением. Любовь. Боже, он любил ее в течение многих лет, и лгал себе, скрывая это чувство под враждебностью, объясняя простым желанием, но в то же время был беззащитен как младенец во всем, что касалось Мишель. Он был холодным как гвоздь, опасным бабником, который небрежно использовал и без сожалений бросал женщин, но ни одна из них не могла удовлетворить его голод. Ни одна из них не была женщиной, которую он хотел видеть рядом с собой всегда, женщиной, которую он любил. Теперь Мишель принадлежала ему физически, но не мысленно, не эмоционально, и он безумно боялся потерять ее. Руки Джона дрожали, когда он вытирал полотенцем свое мощное тело. Так или иначе, он должен заставить ее полюбить его. Он использует любые средства, необходимые, чтобы удержать ее, будет любить ее, заботиться о ней, лелеять. Он сделает все, чтобы Мишель не могла и подумать ни о каком другом мужчине кроме него. Интересно, она убежит, если Джон признается ей в своих чувствах? Если бы он признался, то ей было бы неловко слышать это? Джон помнил, что чувствовал всякий раз, когда женщина пыталась цепляться за него, хныкая, что любит, умоляя его остаться. Он чувствовал затруднение, нетерпение, жалость. Жалость! Он не сможет вынести жалости Мишель! Он никогда не чувствовал себя таким беспомощным прежде. Он был высокомерен, нетерпелив, решителен, Джон привык, что его работники подскакивают, когда он отдает приказы. И сейчас ему непривычно было обнаружить, что он не может управлять своими чувствами. Раньше он слышал о том, как любовь делает из сильных мужчин слабаков, но не понимал как это возможно до сих пор. Слабак? Черт, да он просто в ужасе!