Глава 20

Когда Уайатт наконец вернулся к патрульной машине, небо уже посветлело – значит, я просидела в чертовой клетке несколько часов. От моей квартиры не осталось ничего, кроме груды мусора, вони, дыма и тускло тлеющих углей, которые пожарные упорно заливали водой. Машина, которую Уайатт оставил возле моего дома, а также автомобиль соседей безнадежно пострадали. Соседская семья сбилась в кучу, личики детей были перепуганными, глаза – огромными, родители судорожно цеплялись за детей и друг за друга. Их квартира уцелела, но в ближайшее время жить в ней было нельзя.

Что же я натворила, если кто-то возненавидел меня – настолько, что попытался убить таким способом, не задумываясь о том, что пострадают ни в чем не повинные люди? Я имею в виду других неповинных людей, но вообще-то и за собой не чувствую никакой вины, во всяком случае, заслуживающей смерти. Законы я не нарушаю, от уплаты налогов не уклоняюсь, а когда мне неправильно отсчитывают сдачу, всегда возвращаю все лишнее. И всегда даю чаевые – не меньше двадцати процентов. Значит, логичного объяснения покушения на меня не имеют.

Иными словами, объяснение должно быть нелогичным, верно? Например, что меня преследует психически больной человек. У них все мыслительные процессы устроены навыворот.

Уайатт, шагающий среди горелого мусора, был страшно зол – это понял бы каждый, увидев, как он пнул попавшуюся на пути деревяшку. Я знала, что ту блондинку они не нашли, потому что никого не заметила на задних сиденьях полицейских машин – такой чести удостоилась только я, пострадавшая. Но я и не надеялась, что она попадется, потому что к тому времени, как на меня соизволили обратить внимание, ее и след простыл. Жетон Уайатта был прикреплен к поясу, кобура расстегнута, лицо и руки перепачканы копотью. Побываешь на пожаре – поневоле запачкаешься. Могу себе представить, как выглядела я – ведь я-то выбралась почти из самого огня. Странно, что Демариус узнал меня в толпе. А может, закопченное лицо меня и выдало.

Открыв дверцу, Уайатт наклонился и протянул мне руку.

– Вылезай, поедем домой.

Большое спасибо, но дома у меня больше нет, а желания ехать к Уайатту – тем более. Никуда я с ним не собиралась. Уж лучше вернуться в полицейское управление вместе с Демариусом, все равно я уже сижу в его машине.

Но все это я произнесла мысленно, потому что по-прежнему не могла издать ни звука. Я отодвинулась к правой дверце, завернулась в одеяло и упорно смотрела вперед.

– Блэр… – предостерегающе начал он, хотел что-то добавить, но передумал, протянул руки и вытащил меня из машины вместе с одеялом, а затем легко вскинул на плечо. Одеяло помешало мне оттолкнуть его, осталось только смотреть перед собой застывшим взглядом.

– Уберите кто-нибудь бумажки с окон, – велел он, и Демариус принялся срывать листки моего органайзера с комков жвачки. Сама жвачка, конечно, оставалась на окнах. Он же подобрал обломки моего мобильника и сумку, которую Уайатт уронил, пока вытаскивал меня, и отдал их незнакомой женщине-полицейскому.

– Что случилось с твоим телефоном? – нахмурился Уайатт.

Я промолчала. Что я могла сказать?

Демариус вылез из машины с моим ножом в руке и ошеломленным выражением на лице.

– Бог ты мой, – выговорил он.

Видимо, нож выпал из моей сумки, когда она свалилась на пол машины. Полицейские в штатском и в форме сразу обступили нас и во все глаза уставились на нож. Широкое лезвие в длину достигало сантиметров двадцати, ручка – еще пятнадцати. Нож выглядел настолько внушительно, что я даже загордилась.

Уайатт вздохнул.

  67