После этого Ченс занялся двумя самодельными ловушками, намереваясь проверить их в последний раз перед тем, как отнести к источнику. Санни внимательно наблюдала за ним, в который раз замечая, как ярко горят его глаза и какой хищной грацией и азартом наполнено каждое движение.
– Ты наслаждаешься всем этим, не так ли? – спросила она, лишь слегка удивляясь. В конце концов с первобытных времён охота была основным занятием мужчины.
Ченс не взглянул на неё, но его губы дёрнулись в усмешке.
– Я считаю, что всё не так уж плохо. Мы живы, у нас есть вода, еда и место для ночлега. И я наедине с женщиной, которую захотел в ту самую минуту, как только увидел.
Ченс вытащил из заднего кармана джинсов ужасно смятый шоколадный батончик, вскрыл обертку, затем отломил несколько небольших кусочков и положил их в ловушки.
Это мгновенно отвлекло внимание Санни.
– Ты хочешь использовать шоколад в качестве приманки? – воскликнула она возмущённым тоном. – Лучше отдай его мне! А в силки положи кусочки питательного батончика.
Ченс усмехнулся и уклонился от девушки, когда та попыталась силой вырвать оставшийся шоколад из его рук.
– Твой батончик ни черта не годится, это отвратительная приманка. Ни один кролик, обладающий чувством собственного достоинства, даже не прикоснется к нему.
– И как долго ты прятал от меня этот «Сникерс»?
– Я вовсе не прятал его, а нашёл в самолёте, когда забирал оттуда оставшиеся вещи. И к тому же он пролежал там весь день и растаял от жары.
– Подумаешь, растаял, – усмехнулась Санни, – шоколад от этого совершенно не портится.
– Ага, – кивнул Ченс, все еще усмехаясь, – так, значит, ты одна из этих.
– Из каких это «этих»?
– Любителей шоколада.
– Нет, – возразила Санни, упрямо выдвинув вперёд подбородок, – я всего лишь сладкоежка.
– Тогда, почему ты не упаковала в свою чертову сумку каких-либо сладостей вместо неизвестно чего, по вкусу больше всего напоминающего сено?
Девушка хмуро взглянула на Ченса:
– Потому что содержимое сумки предназначено для выживания в экстремальных условиях. И если бы я взяла с собой запас шоколадок, то съела бы их в первый же день и оказалась бы в большой беде.
Пристальный взгляд коричневых с золотистыми искрами глаз стеганул по ней, как наконечник кнута.
– Когда ты собираешься рассказать мне, зачем тебе понадобилось брать с собой в обычный ночной перелёт до Сиэтла сумку, набитую вещами, необходимыми для выживания в экстремальных ситуациях?
Ченс говорил всё тем же спокойным тоном, но Санни почувствовала, как неуловимо изменилось его настроение. Он ожидал её ответа с убийственной серьёзностью, и девушке стало интересно, почему это так важно для него? Какая ему разница, зачем она повсюду таскала с собой эту сумку? Санни могла бы понять обычное любопытство, но не эту упорную настойчивость.
– У меня паранойя, – ответила она таким же лёгким тоном, – я уверена, что со мной обязательно случится какая-либо катастрофа, и боюсь оказаться к ней неподготовленной.
Его глаза потемнели и сузились:
– Чушь. Даже не пытайся надуть меня этой ложью.
Санни почувствовала себя почти виноватой, но не отступила.
– На самом деле я просто пыталась быть вежливой вместо того, чтобы прямо заявить тебе, что ты лезешь не в своё дело.
К удивлению Санни, Ченс тут же расслабился.
– Вот это мне больше по нраву.
– Что? Моя грубость?
– Нет, честность, – исправил ее Ченс, – я допускаю, что есть вещи, о которых ты не желаешь рассказывать, что ж – прекрасно. Мне это не нравится, но, по крайней мере, – это правда. Хотя сейчас мы находимся в такой ситуации, когда необходимо полностью полагаться друг на друга, а это требует абсолютного доверия. Мы должны быть искренни друг с другом, даже если это нелегко и истина не всегда сладка на вкус.
Санни сцепила пальцы и, прищурив глаза, посмотрела на Ченса. В её взгляде ясно читалось – «я не куплюсь на это».
– Даже когда ты проявляешь такое упорное любопытство? Я так не думаю, – фыркнула девушка, – ты пытаешься использовать психологическое давление, чтобы выведать мои секреты.
– Это работает?
– Вначале я почувствовала острый приступ вины, но затем вернулся здравый смысл.
Санни видела, как Ченс попытался побороть смех, но огоньки веселья всё же зажглись в его золотистых глазах, а затем и уголки красиво очерченных губ приподнялись в улыбке. Он сокрушённо покачал головой.