В этом вопросе сквозило высокомерие.
— А ты знаешь, кто я? — тихо возразил Бальдур.
Глаза Гримма вернулись к его лицу.
— Что это значит? — спросил он так быстро, что фраза прозвучала, как одно слово, и уставился на Бальдура.
Насмешливые глаза ледяной голубизны спокойно встретили его взгляд. Невозможно! За всю свою жизнь он никогда не встречал другого берсерка!
Бальдур покачал головой и вздохнул, затем переглянулся с Ронином.
— Парень глуп, Ронин. Говорю тебе, он туп, как пробка.
Ронин негодующе надулся.
— Он не глуп. Он — мой сын.
— Парень не знает самого главного о себе, даже после всех этих…
— Ну, и как он мог узнать, когда был…
— Да любой болван догадался бы…
— Это не значит, что он глуп…
— Придержите языки! — взревел Гримм.
— Нет необходимости так реветь, а то у меня голова отваливается, мальчик, — упрекнул Бальдур. — Не у тебя одного здесь нрав берсерка.
— Я не мальчик. И не парень. И не болван, — ровным тоном проговорил Гримм, решив взять под контроль этот сумбурный разговор. — И когда женщина, которая у меня за спиной, приблизится, будьте так добры и разъясните слугам, жителям деревни и всему клану, что я не берсерк, вы меня поняли?
— Не берсерк? — поднял брови Бальдур.
— Не берсерк? — нахмурил лоб Ронин.
— Не берсерк.
— Но ты берсерк, — упрямо возразил Ронин.
Гримм бросил на него сердитый взгляд.
— Но она этого не знает. А если обнаружит это, то бросит меня. А если она меня бросит, у меня не останется ничего другого, как убить вас обоих, — сухо заявил он.
— Ну, — глубоко обиженным тоном промолвил Бальдур, — нет необходимости переходить к угрозам, парень. Уверен, мы найдем способ все уладить.
— Я в этом сомневаюсь, Бальдур. И если ты еще раз назовешь меня парнем, у тебя будут неприятности. Я плюну и дам тебе повод, которого ты ищешь, и тогда посмотрим, сможет ли стареющий берсерк справиться с другим берсерком в расцвете сил.
— Два стареющих берсерка, — гордо поправил Ронин.
Гримм резко повернул голову, уставился на Ронина и увидел такие же глаза ледяной голубизны. Этот денек преподносит одно ошеломляющее откровение за другим! И ему ничего не оставалось, как прибегнуть к сарказму:
— Что это, черт возьми, — долина берсерков?
— Что-то в этом роде, Гаврэл, — пробормотал Бальдур, уклоняясь от локтя Ронина.
— Меня зовут Гримм.
— И как ты собираешься объяснить имя на знаменах своей жене? — поинтересовался Ронин.
— Она не моя жена, — возразил Гримм. Он разберется с этим позже.
— Что?
От негодования Ронин даже поднялся в стременах.
— Ты привез сюда женщину в бесчестье? Мой сын не посмел бы сблизиться с женщиной, не предложив ей законного брака.
Гримм взъерошил себе волосы. Мир сошел с ума! Это был самый абсурдный разговор, который он когда-либо вел.
— У меня еще не было времени жениться на ней! Я только недавно ее похитил…
— Похитил? — раздул ноздри Ронин.
— С ее согласия! — попытался оправдаться Гримм.
— Я думал, в Кейтнессе была свадьба, — возразил Ронин.
— Почти состоялась, но не со мной. И мы обвенчаемся, как только я все улажу. Недостаток времени — это единственная причина, по которой она еще не моя жена. А ты… — свирепо ткнул он пальцем в Ронина, — ты не был мне отцом пятнадцать лет, так что не думай, что теперь можешь начать вести себя, как отец.
— Я не был тебе отцом потому, что ты не возвращался домой!
— Ты знаешь, почему я не возвращался, — яростно воскликнул Гримм, сверкнув глазами.
Ронин вздрогнул и сделал глубокий вдох, а когда снова заговорил, вид у него был поникший.
— Я знаю, что не оправдал твоих надежд, — сознался он, и глаза его наполнились сожалением.
— Не оправдал — это мягко сказано, — пробормотал Гримм.
Ответ отца нарушил его душевное равновесие. Гримм ожидал, что старик вспылит в ответ, быть может, накинется на него, как спятивший ублюдок, каким он был, но в его взгляде было искреннее сожаление. И как быть с этим? Если бы Ронин рассвирепел в ответ, он мог бы дать выход накопившемуся гневу в драке с ним. Но Ронин этого не сделал, а просто опустился в седло и печально посмотрел на него. От этого Гримму стало еще хуже.
— Джиллиан больна, — прохрипел он. — Ей нужно тепло.
— Она больна? — протрубил Бальдур. — Клянусь копьем Одина, парень, и ты так долго молчал о самом главном?
— Парень?
В самом тоне ясно сквозила угроза.