123 
— Того, кто пройдет под омелой, надо крепко поцеловать.
— М-м-м! Мне нравится эта традиция. Но что случилось с бедным Бальдуром?
Хок усмехнулся и запечатлел на ее устах еще один поцелуй.
— Бальдур был возвращен к жизни, а заботу об омеле завещали богине любви. После каждого поцелуя под омелой любовь и мир все сильнее укрепляются в мире смертных.
— Как красиво, — воскликнула Эйдриен, и глаза ее заблестели озорным блеском. — Значит, по сути, чем больше я тебя целую под этой веткой, — и она показала пальцем вверх, — тем больше добра я делаю миру. Можно даже сказать, что я помогаю всему человечеству, исполняю свой долг…
— Долг? — Хок дугой поднял бровь.
Лидия засмеялась и потянула под ветку Тависа.
— По мне, так это хорошая идея, Эйдриен. Быть может, если чаще их целовать, мы покончим со всеми этими глупыми распрями, раздирающими страну.
На следующие несколько минут зал полностью попал во власть влюбленных, но потом дверь распахнулась, и стражник объявил о прибытии гостей.
Взгляд Эйдриен в поисках каких-либо недоделок пробежал по Большому залу. Она нервничала — ей очень хотелось, чтобы для встречи невесты Гримма все было в лучшем виде.
— Повтори, что мне там говорить, — в волнении спросила она у Лидии.
Она давно уже совершенствовала свой гаэльский, чтобы, приветствуя жениха и невесту, правильно произнести слова «с Рождеством».
— «Nollaig Chridheil», — медленно повторила Лидия.
Эйдриен несколько раз повторила эти слова, затем обвила шею Хока руками и блаженно улыбнулась.
— Мое желание сбылось, Хок, — самодовольно промолвила она.
— Ну, и что это было за ужасное желание? — недовольно пробурчал Хок.
— Чтобы Гримм Родерик нашел женщину, которая исцелила бы его сердце, как ты исцелил мое, любовь моя.
Эйдриен никогда бы не назвала мужчину «лучезарным» — это слово ей казалось «женским». Но когда муж посмотрел на нее сверху глазами, светящимися невыразимой любовью, она прошептала сценке Рождества Христова пылкое «спасибо». Затем она присовокупила немое благословение всем без исключения живым существам, благодаря которым она перенеслась во времени на пятьсот лет назад и нашла его. Шотландия была волшебным местом, богатым легендами, и Эйдриен с радостью приняла их в свою душу, потому что темы, лежавшие в их основе, были универсальны: любовь всепобеждающая и всеисцеляющая.
Это было традиционное венчание, если таковое вообще могло состояться между женщиной и мужчиной из легенды — берсерком, не больше и не меньше, — да в присутствии еще двоих эпических воинов. Женщины суетились, а мужчины обменивались тостами. В последнюю минуту прибыли Джибролтар и Элизабет Сент-Клэр. Они помчались во весь опор, как только получили весть о том, что Джиллиан будет венчаться в Далкейте.
Джиллиан несказанно обрадовалась, увидев родителей. Элизабет и Эйдриен помогли ей нарядиться, во время этой церемонии было решено, что оба «папы» должны будут сопровождать невесту к жениху. Этой чести уже был удостоен Ронин, но Элизабет утверждала, что Джибролтар никогда не оправится от такого удара, если ему не позволят тоже сопровождать ее. Да, она знала — Джиллиан не ожидала, что они смогут поспеть вовремя, но они успели, и все тут!
Жених и невеста не видели друг друга до того момента, пока Джибролтар и Ронин по замысловатой лестнице не свели Джиллиан в Большой зал — после длительной остановки вверху, позволившей всем без исключения бурно выразить восторг перед лучезарной красотой невесты.
Сердце Джиллиан громко застучало, когда оба «папы» сняли ее ладони со своих плеч и продели ее руку под локоть того, кто должен был стать ее мужем. В парадном тартане, с заплетенными в аккуратные косички черными волосами, Гримм был великолепен. От внимания Джиллиан не ускользнуло то, как взгляд Ронина скользнул по пледу. Мгновенное изумление посетило и ее — на венчание Гримм надел полный наряд Макиллихов.
Джиллиан и не думала, что этот день мог быть еще чудеснее, пока священник не приступил к обряду. После затянувшихся, как ей показалось, на долгие годы традиционных благословений и молитв он, наконец, перешел к клятвам:
— Обещаешь ли ты, Гримм Родерик…
Его прервал низкий голос, и каждое слово было вымолвлено с гордостью:
— Мое имя Гаврэл, — и, сделав глубокий вдох, он продолжил, внятно произнося свое имя: — Гаврэл Родерик Икарэс Макиллих.
По спине Джиллиан пробежал холодок, глаза Ронина затуманили слезы, а зал на мгновение затих. Хок широко улыбнулся Эйдриен, и в самой глубине зала, где он скрывался от излишнего любопытства присутствующих, удовлетворенно закивал Куин де Монкрейф. Наконец-то Гримм Родерик примирился с тем, кем и чем он был!
123 
