— «Есть три слова, которые каждый Магид должен высечь в своем сердце, — произнес Драко, подражая профессору Эмбл. — Контроль, контроль, контроль», — он улыбнулся Лупину. — Я намекнул ему, что это одно и то же слово три раза, но ему все равно.
— Контроль действительно важен, — мягко заметил Лупин.
— Да, я знаю, — ответил Драко без тени раскаяния, — но у меня это уже и так хорошо получается…
— Давайте перейдем к делу, — сказал Лупин. — Драко, профессор Дамблдор написал мне, что у тебя меч Салазара Слитерина. Он попросил меня взглянуть на него.
Драко кивнул:
— Конечно, — тут он нахмурился, — но ваши руки…
— Этот меч обжигает только людей, если они не Магиды, — сказал Лупин мягко. — Будучи одним из Одиноких, я смогу коснуться его.
— Одним из Одиноких? — переспросил Гарри.
— Оборотней, — сказал Лупин, — мы так себя называем.
— По-моему, больше подходит Злобные Язвительные Волосатики, правда? — ухмыльнулся Драко.
— Заткнись, Малфой, — раздраженно бросил Гарри.
Но Лупин, на удивление улыбаясь, смотрел на Драко:
— Ты так напоминаешь мне Сириуса в молодости, — сказал он. — Действительно, ты сильно на него похож.
— Так он был таким же очаровательным и красивым? — спросил Драко.
— Сириус говорил мне, что когда он учился в школе, то был жутко противным, — произнес Гарри.
— Он был все вышесказанное, — сказал Лупин, продолжая улыбаться. Гарри отметил, что было приятно видеть Лупина довольным. Улыбка освещала мягким светом все его лицо, а глаза странного золотисто-зеленого цвета весело блестели. — Итак, Драко…
— Хорошо, — сказал он, вставая и подходя к своему сундуку. Драко вытащил меч и в течение нескольких секунд держал, разглядывая. Это была прекрасная вещь: солнечный свет отражался от полированного клинка, как от водной глади, ярко сверкали зеленые камни на стальной рукояти. — Вот, — сказал Драко, подойдя к Лупину и протягивая ему меч.
Лупин взял его и перевернул, аккуратно проведя рукой по лезвию.
— Это очень мощный магический артефакт, — вымолвил он.
Драко выглядел довольным.
— Ты не будешь возражать, если я проведу кое-какой опыт? — спросил Лупин, перевернув меч другой стороной и пристально рассматривая его.
Драко кивнул:
— Сколько угодно, только не сломайте.
Лупин поднял лезвие вверх, обхватив его своими тонкими гибкими пальцами, и сказал: “Индицио!”.
Гарри и Драко склонились к клинку — на металле проступила выгравированная надпись. Она почернела от времени, как будто всегда была на лезвии. Descensus averno facilis est.
— Что это значит? — спросил Драко удивленно.
Лупин выглядел так, словно тоже не до конца понял надпись.
— Это латынь, — сказал он. — Здесь написано: «Легок путь в ад».
— Весело, — произнес Гарри.
— А вы уверены, что это не значит “приятного дня”? — спросил Драко с надеждой. — Или “этот меч стоит много денег”?
— Или “я принадлежу изрядному гаду”, - предположил Гарри.
— Нет, — остановил их Лупин, — это значит только то, что я сказал.
Теперь и Гарри, и Драко выглядели обеспокоенно.
— Я не знаю, о чем это, — проговорил Драко, — но звучит это плохо.
— Салазар Слитерин был не самым приятным человеком на свете, — сказал Лупин. — С твоего разрешения, Драко, я возьму этот артефакт к себе в кабинет, чтобы изучить его более тщательно.
— Пожалуйста, — согласился Драко, разглядывая меч с подозрением. — Но не бегайте с ним по коридору, — добавил он, когда Лупин уже повернулся к выходу. — Эта штука очень острая.
**************
Подойдя к дверям «Дырявого котла», Джинни посмотрела на часы. Они с Эрмионой пообещали Рону встретиться с ним в книжном магазине «Завитки и Кляксы» в три часа дня, а сейчас было уже два, то есть времени на чашечку кофе в обществе Виктора Крума у Гермионы оставалось в обрез.
Джинни искоса быстро взглянула на Эрмиону, весьма изящную и привлекательную в коротенькой красной мантии, с волосами, собранными в пучок и закреплёнными красными шпильками. Было видно, что она нервничает. Джинни подумала, что она бы тоже нервничала, если бы собиралась на встречу с тем, кого не видела пару лет, с кем она когда-то встречалась, кто ее любил и, возможно, продолжал любить. Вот только, насколько было известно Джинни, в нее саму никто и никогда не был страстно влюблен. Ни Гарри, которого она все еще любила, ни кто-либо еще…