— Конечно, получилось, — Гермиона заткнула ножны за пояс. И ахнула. Джинни проследила за её пристальным взглядом: в дыму пентаграммы возник человек.
…Рон, — осознала она.
Вот только Рон не шёл: будто подвешенный на невидимой паутине, он плыл вперёд, несомый некой силой. Голова свесилась на грудь, а руки с глубокими ранами на запястьях болтались по бокам.
— Рон… — прошептала Джинни, срываясь навстречу брату, однако её остановила железная хватка Драко.
— Жди, — скомандовал он. — Его нам принесут.
Так и случилось: Рон рухнул к ногам друзей марионеткой с перерезанными нитями. Воздух за ним замерцал, и из-под соскользнувшей с плеч мантии-невидимки появилась Рисенн, чьё белое платье было до талии перемазано кровью. В крови же были и её обнажённые руки.
— Вам бы лучше поторопиться, — во взгляде дьяволицы читалась почти тревога. — Он долго не протянет.
Джинни проглотила рыдание и, едва хватка Драко на руке ослабла, опустилась подле брата. Рон был ужасающе бледен, залит кровью — даже рыжие волосы спеклись и стояли торчком. Она легко коснулась его холодной щеки.
— Гермиона… Можно что-нибудь…?
Однако Гермиона сделала нечто очень странное: она расстегнула одну из своих удерживающих волосы заколок — ярких, сверкающих — подарок Блэз, взглянула на неё и прошептала:
— Resolvo veneficus. Veritas.
Поблескивающая на ладони безделушка затрепетала и на глазах потрясённой Джинни дёрнулась вверх, меняясь в размерах. Крошечные камушки замерцали крупными изумрудами на ручке огромной серебряной чаши, поверхность которой покрывал рисунок в виде волн и чешуи, а сама она мерцала, будто была наполнена жидкостью.
Чаша.
— Так вот что ты сотворила… — с восторженным изумлением выдохнул Драко. — Та фляжка вовсе не являлась Чашей — это была трансфигурированная под неё фальшивка! А Вольдеморт не додумался проверить, посчитав, что ты едва ли стала бы прятать нечто, не являющееся на деле настоящей Чашей! Гермиона, ты гений, ты…
— Потом, Малфой, — перебила Гермиона и поднесла край Чаши к губам Рона.
Ему в рот полилась вода, стекая по подбородку.
— Ну же, Рон… — прошептала Гермиона. — Ну же, давай…
Он поперхнулся. Закашлялся, плюясь, и в тот же миг румянец проступил на щеках. Раны на запястьях исчезли, затянувшись сами собой. Глаза открылись — синие, ясные. Он заморгал, с недоумением обозревая своё окружение:
— Это… Всем привет.
Гермиона разрыдалась.
— Боже мой… — пробормотал Рон.
— Рон! — Джинни кинулась к нему, сдавив в объятиях.
Он обнял её в ответ и неуклюже похлопал по спине:
— Ну… это…
— Я думала, ты… — шмыгала носом Джинни.
— Да я и сам так думал, — Рон сел и огляделся: клубился дым, грозилось небо, завывал и метался запертый в пентаграмме Вольдеморт. — А это ещё что за чертовщина?
— Церемония провалилась, — коротко пояснила Гермиона. — Один из Объектов, которые пытался использовать Вольдеморт, оказался вовсе не Благородным, так что всё пошло наперекосяк. И теперь он в пентаграмме как в капкане.
— Отлично! — кивнул Рон и встревоженно уточнил: — Ведь это хорошо, правда?
— Пока да, — согласилась Рисенн. — Должна заметить: ещё минут десять, и эффект ослабнет. Тогда он освободится. И здорово рассердится. Так что советую вам убегать немедленно.
— Я не побегу, — мотнул головой Гарри, взглянул на Рона — и взгляды гриффиндорцев встретились. Гарри увидел в глазах друга печаль, и упрямство, и сожаление, и неловкость.
— Гарри… Если бы я…
— Давай, — Гарри подал ему руку. — Если ты… В общем, твоя помощь нам бы пригодилась.
Секунда колебания — и Рон принял протянутую руку, позволив Гарри помочь ему подняться. Юноши стояли и смотрели друг на друга, неуверенные, имеют ли право на дурацкие ухмылки. Драко отвёл от гриффиндорцев глаза — и окаменел:
— Мать твою, — выразительно произнёс он. — Гляньте-ка, не все у нас застряли в пентаграмме.
Из заволокшего комнату дымного тумана выбирался ещё один человек. Полосатый от сажи и гари, в окровавленной, превратившейся в грязное рубище изящной мантии, с припорошенными золой белокурыми волосами… — вот и рассеялись его чары, — поняла Джинни.