Уайатт разговаривал по телефону, требуя «скорую помощь». Уже слышались сирены – полицейские подразделения оперативно прореагировали на сообщение лейтенанта о вооруженном нападении. Сколько времени прошло с момента выстрела? Минута? Во всяком случае, не больше двух.
Уайатт наклонился надо мной и положил левую ладонь мне на шею. Боже милостивый, неужели он хочет меня даже сейчас? Я попыталась испепелить наглеца взглядом, но совершенно напрасно, так как он все равно этого не заметил: зажав пистолет в правой руке, напряженно оглядывался по сторонам. До меня наконец дошло, что левой Уайатт просто пытался нащупать пульс. Надо сказать, что взгляд его при этом стал еще мрачнее, чем раньше.
Я не могла умереть ни за что на свете. От огнестрельного ранения в руку люди не умирают. Это просто глупо. Скорее всего сказалась слишком быстрая потеря крови. Мне приходилось участвовать в донорской программе Красного Креста, так что ощущение было мне знакомо. Ничего страшного. Правда, Уайатт зачем-то вызвал «скорую», и это настораживало. Может, он понимал что-то, чего не понимала я? Например, предполагал разрыв артерии, которая теперь безжалостно извергала мою драгоценную кровь, словно гейзер – горячую воду? На рану я старалась не смотреть, потому что боялась увидеть именно такую картину.
Наконец я все-таки решилась отнять платок от раны и взглянула на него. Платок был весь пропитан кровью.
– Блэр, – тут же отреагировал Бладсуорт, – прижми платок к ране.
Да, похоже, возможность смерти исключить нельзя. Я взвесила свои шансы: лужа крови, шок, «скорая помощь». Картина не слишком радужная.
– Позвони маме, – попросила я. Если мама узнает, что мне было очень плохо, а ее даже не известили, она с ума сойдет от возмущения.
– Обязательно, – ответил Уайатт. Его голос звучал мягко, он старался успокоить и поддержать меня.
– Сейчас же. Она нужна мне прямо сейчас.
– Все будет в порядке, детка. Мы позвоним ей из госпиталя.
Нет, это просто возмутительно! Я лежу на жестком асфальте при смерти и истекаю кровью, а он даже не хочет позвонить маме? Если бы сил было побольше, я бы непременно что-нибудь придумала, но сейчас мне оставалось лишь лежать и испепелять наглеца взглядом – совершенно без толку, так как он все равно на меня не смотрел.
На стоянку въехали две полицейские машины. Сразу стало очень шумно от сирен и светло от фар. Из каждой машины выскочили по два вооруженных офицера. К счастью, сирены замолчали, иначе все просто оглохли бы. Однако вдалеке их вой раздавался со всех сторон, и это означало, что на подмогу несутся и другие полицейские машины.
О Господи, как же вся эта шумиха повредит моему бизнесу! Я попыталась представить, как бы себя чувствовала, если бы купила абонемент в фитнес-центр, в котором за четыре дня произошло два покушения, одно из которых закончилось гибелью жертвы, а второе – еще не известно чем. Как бы я себя чувствовала? Уверенно? Нет. В безопасности? Разумеется, нет. Конечно, если все-таки придется умереть, о бизнесе беспокоиться нечего, но что делать сотрудникам? Они потеряют неплохую работу: зарплата выше средней плюс хороший социальный пакет.
Я представила себе заросшую сорняками парковку, заброшенное здание клуба с разбитыми окнами и провалившейся крышей. Со столбов и деревьев будет жалко свисать желтая полицейская лента, а дети, проходя мимо, будут тыкать пальцами в некогда преуспевающее, а теперь разваливающееся заведение.
– Не смейте, – громко произнесла я, лежа на спине. – Не смейте больше развешивать здесь свою отвратительную желтую ленту. Ни единого дюйма. Достаточно. Больше никакой ленты.
Уайатт в это время что-то говорил приехавшим офицерам, однако на мгновение отвлекся от разговора и взглянул на меня сверху вниз, явно пряча улыбку.
– Я прослежу.
Вот так всегда. Я истекаю кровью, а он улыбается. Улы бается. Необходимо начать составлять новый список его провинностей. Но сначала придется восстановить прежний, конфискованный. Вероломный предатель усыпил мою бдительность с помощью секса, но теперь наконец я в состоянии вновь трезво оценивать ситуацию, так что список займет не меньше двух страниц – разумеется, в том случае, если мне удастся не умереть и записать все объективно.
Во всем виноват он.
– Если бы некий лейтенант послушал меня и вернул машину в пятницу, как я просила, то ничего подобного не произошло бы. Я теряю кровь, одежда бесповоротно испорчена, и виноват в этом только ты.