Она наклоняется к ладони.
– Стой!
Кошка кричит. И ледяные плясуны замирают, послушны крику.
Советница Снот встает на задние лапы. Ее тело выворачивается наизнанку и растет, питаемое тающим льдом. Белая шкура облазит клочьями, впрочем, как и черная, прячущаяся под белой.
Два цвета не смешиваются, разделяя огромное, раздутое тело пополам. И чернота гниющей плоти соседствует с морозной белизной.
Свава, которая отчаянно требует крови, умолкает.
Она помнит это лицо, которое слишком ужасно, чтобы смотреть на него без содрогания. Желтый глаз расположен над синим, и оба одинаково слепы. А нос, широкий нос с вывернутыми ноздрями, из которых торчат серебряные иглы, давно утратил способность различать запахи. Лишь рот жив. Извиваются губы-черви, то обнажают десны со стертыми зубами, то смыкаются, почти исчезают с лица.
– Стой, – повторяет великанша и ударяет Варга по ладони.
Розовый жемчуг сыплется на пол. И Свава едва сдерживается от того, чтобы не упасть на колени.
Всего лишь каплю…
– Ты не вправе отказать ей, Хель.
Варг кланяется, не спуская с хозяйки Хельхейма взгляда.
– И не вправе отказать мне.
– Смотря, чего ты просишь, беззаконный.
– Справедливости.
У него получается смотреть на Хель. Он даже улыбается, хотя и Юльку, и Сваву мутит от отвращения. Волосы Хель – туман. Руки ее – две змеи. Мокрая Морось – имя дома ее. Голод – вот блюдо для гостей. Истощение – нож, которым отсечет она надежды и память. И расстелив чумные простыни, скажет:
– Ложись.
И Свава отступает, а Юлька остается.
– Страх убивает, – говорить Хель обеим. И Джеку, который замер, как будто бы был одной из статуй.
– Бесстрашие убивает еще быстрей, – возражает ей Варг.
Его кровь продолжает литься, но Хельхейм не принимает ее. Розовые лужицы стоят на поверхности льда.
– Я заявляю свое право на этого мальчишку, – рука Варга ложится на плечо Джека и сжимает. Ему больно – Свава слышит боль, но Юлька велит ей заткнуться.
– Какое право?
Голос Хель рокочет.
– Право родителя над сыном. Право хозяина над рабом. Право одарившего над даром. Право обворованного над вором.
– Кто подтвердит это право?
– Тени.
– Что ж, зови, коль не утратил умение звать тени.
И он позвал. Юлька не увидела, откуда появился бубен в руках Варга. Но Свава знала, что бубен этот сделан из рассеченной молнией сосны и шкуры белого оленя, а рисунки на нем вычерчены собственной кровью Варга-нойды.
Иссушенная рука – звериная ли, человечья – касалась кожи в болезненном рваном ритме. И Варг кружился, то падая на колени, то вскакивая. Секли воздух белые косы, рождали стоны, дребезжание. Когда же Варг открыл рот, издавая гортанный нечеловечий звук, Юлька закрыла уши.
Но тени услышали. Они поползли из нор и трещин, заполняя ледяной зал.
– Говорите, – велела им Хель.
Свава спряталась, чтобы не слышать голосов теней. А Юлька поглядела на Джека, который стоял очень тихо и очень прямо, словно старался выше и сильнее, чем он есть.
– Мы видели, мы видели… – тени перебивали друг друга.
Их слишком много, чтобы сосчитать. Тени меняют форму, пожирают друг друга и распадаются на части, чтобы снова впитать чужую черноту.
– …мы видели, как он был зачат… был рожден… был отдан…
– Право отца, – голос Варга разрезал шепот. – Над сыном.
– Он твой отец? – одними губами спросила Юлька. И Джек дернул плечом, как будто хотел, чтобы она отстала со своими вопросами, но потом ответил:
– Да.
– Нет, – возразила Хель, зачерпывая тени горстью. – Ты дал ему жизнь. Но разве привел в свой дом? Назвал своим сыном перед богами и предками?
– Я отрекся от предков. Боги ушли сами.
– Не важно.
Хель сжала кулак, и тени исчезли, но другие поспешили занять их место.
– Мы видели… мы видели, – шелестели они. – Золото было дано… много золота… сделка! Сделка!
– Я платил за его еду и за крышу над его головой. За то, чтобы к нему были добры.
– И долг тебе вернули кровью. Ты дал золото, но взял жизнь. Не считается.
Великанша топнула, и тени исчезли в трещинах пола. Но не все.
Варг улыбался. До чего нехорошей была его улыбка.
– Она тебя не отдаст, – Юлька взяла Джека за руку, хотя он и не просил об этом. – Она ведь не затем тебя привела, чтобы отдать.