– Знаю.
Варг перевернул бубен, стряхивая стеклянные лепестки.
– Я буду рвать твой дом. Начну с крыши. Там уже есть одна дыра, а добавится и другая. За ней и третья. Прячься. И слушай, как трещит шифер. Почти как кость, правда?
– Ты… ты…
– А закончу с крышей – возьмусь за окна. Буду выбивать по одному. Хлоп… хлоп… вот так.
Варг хлопнул в ладоши, и стекло выстрелило сотней мелких осколков.
– Или лучше, чтоб внутрь? Ты же не только дом слышишь, верно, мой недруг Ниссе? Как тебе понравится, когда те, кого ты приютил, закричат? А люди теперь кричат легко. Совершенно не выносят боли. Слабые, правда?
– Чего ты хочешь?
– Справедливой цены. Я возьму тебя, но не трону дом. Или я возьму дом, но не трону тебя. Живи, томте-ниссе, отстраивайся, если выйдет.
– Но почему?
– Потому что я лишился того, кого мог бы назвать другом. Теперь черед Курганника. Так будет справедливо.
– Варг Безымянный, Варг Беззаконный желает справедливости? Смешно.
– Тогда отчего ты не смеешься, домовой человек? Но раз уж ты сам назвал меня беззаконным, то… – фляга появилась из складок плаща. Сделанная из кожи и рога нарвала, упрятанная в доспех серебряной чеканки с девятью рунами, она застила все, что было вокруг. И томте-ниссе, сам того не желая, шагнул к заветному сосуду.
– …то я предложу тебе третий выбор.
Варг снял крышку и перевернул сосуд. Одна-единственная капля выпала из него и алым рубином засверкала на бледной ладони.
– Возьми.
– Это…
– Это моя кровь. Отдаю добровольно. Прими. Будешь сильным.
– Отравишь! – Томте-ниссе глядел на оскверненную флягу, в которой некогда Всеотец хранил воду из Урда священного.
– Изменю.
– Как изменил Брунмиги? Я видел его! Я… не желаю быть таким, как он!
– Хорошо, – Варг стряхнул кровь на землю. – Я уважаю твой выбор.
Теперь Ниссе мог бы исчезнуть. Достаточно отступить в тень дома, туда, где начинается старый фундамент. По нему и в подвал, к предвечным камням. И самому превратиться в камень, чтобы не слышать агонию дома.
– Ты… ты хочешь справедливости, тогда знай, – Ниссе принял человечье обличье, потому как человек, его носивший, сумел умереть достойно. И у Ниссе получится. – Не Курганник убил Моховую старуху, а ты! Ты отравил ее пиво и ее дом. Корни его иссохли. Он же пришел попрощаться, как приходит ко всем. И к тебе явится.
– Я буду ждать.
В миг, когда тонкие пальцы Варга сдавили горла домового, земля расступилась. И томте-ниссе ушел в разлом, чтобы смешаться с глиной. Последнее, что видел он – красные глаза Хаугкаля.
На другой день сотрудники городской больницы номер три заметили удивительную перемену, случившуюся с розовыми кустами. Стебли их лишились листвы, но обзавелись длинными, с мизинец, шипами, а цветы из нежно-розовых стали багряными, почти черными.
Глава 8. Новые лица старых знакомых.
Семен Семенович Баринов ждал новостей. Ждал как никогда жадно, из последних сил удерживаясь в разуме. Домашние, чувствуя его неспокойствие, приноровились обходить Баринова стороной. Одна лишь Аллочка не опасалась приближаться, то ли по врожденной глупости, то ли по новообретенным упрямству и рассеянности.
– Сегодня Сашенька очнется, – говорила она каждое утро, прежде чем сесть за стол.
Стол был длинным, в три метра, и узким, словно сделанным из одной черной доски, которую выпилили из самой сердцевины дуба. Во всяком случае Баринова уверяли, будто бы стол дубовый и стильный, подходящий для большого человека.
Некогда ему казалось важным окружать себя именно такими, подходящими вещами.
Сейчас стол раздражал и длиной, и шириной – локтей и то не поставишь – и цветом. А еще тем, что Шурки за ним не было. Прежде как – Аллочка за одним концом, Семен Семенович – за другим. И Шурка посередине. Семья.
Куда ушла? Шурки нет, но Аллочка осталась, сидит себе, тарелку разглядывает. С такого расстояния и не разглядишь, что в этой тарелке.
Вот нахрена в доме такой стол?
– Семен. А ты заплатил доктору? – спросила Аллочка. И Семен ответил:
– Нет.
Сказал и удивился: всегда ведь платил. Как только деньги появились, так и начал платить, потому что так легче и всем понятно. Если отказываются – надо больше предложить. Если бегут и хвостом виляют – надо было давать меньше. Постепенно научился угадывать цену по физии, и не случалось еще ошибаться.