Калеб тем временем изучал войска противника.
– Что-то они там разъездились на своих лошадках… – прищурился он. – Может, наконец-то сдвинутся с места. Неохота торчать здесь весь день.
– Голосую за то, чтобы напасть на них неожиданно, – отозвался Хэмиш Стукнутый.
– Тихо… тихо… – Маздам поднял палец. Раздался гул множества гонгов, затрещали фейерверки. – Похоже, эти убл… дети любви зашевелились.
– Слава богам, – кивнул Коэн. Он встал и затушил самокрутку. Профессор Спасли весь дрожал от возбуждения.
– Слушайте, прежде чем мы вступим в битву, а не спеть ли нам какую-нибудь хвалебную песнь? – предложил он.
– Пой, если хочешь, – отозвался Коэн.
– Ну, или, может, совершим какой-нибудь языческий ритуал? Помолимся, в конце концов?
– Ерунда все это.
Коэн опять перевел взгляд на ленту, протянувшуюся вдоль горизонта. Она беспокоила его гораздо больше, чем приближение неприятеля. Лента немного расширилась, но вместе с тем слегка поблекла. Он вдруг понял, что пытается припомнить хотя бы одного бога или богиню, чьего храма он не разрушил, не ограбил или не сжег.
– А разве нам не полагается стучать мечами о щиты и выкрикивать оскорбления противнику? – не оставлял надежды бывший учитель.
– Слишком поздно, – ответил Коэн.
Это равнодушие к языческому блеску настолько сокрушило Профессора Спасли, что древний варвар даже ощутил некое сочувствие.
– Но, если так хочется, ты не стесняйся, – к собственному удивлению, добавил он.
Воины Орды взялись за свои разномастные мечи. Хэмиш извлек из-под одеяла очередной топор.
– Встретимся на небесах! – взволнованно воскликнул Профессор Спасли.
– Угу, там и встретимся, – Калеб смерил взглядом линию наступающих.
– Там, где вечная пирушка, девушки и остальное!
– Договорились, – отозвался Малыш Вилли, проводя по лезвию меча и оценивая его остроту.
– Там и погуляем!
– Очень даже может быть, – Винсент помассировал ноющий сустав.
– Там-то мы вволю развлечемся! Будем, ну… Как это называется, когда метаешь топор и отрезаешь девушке косу?
– Это уж завсегда.
– Но…
– Чиво?
– На тамошних пирушках… Там что-нибудь вегетарианское подают?
И тут наступающая армия с воинственными воплями бросилась в атаку.
Войско надвигалось на Орду почти так же стремительно, как бурлящие в небе облака.
Во мраке и тишине холма мозг Ринсвинда медленно возвращался к жизни.
Это просто статуя, убеждал он себя. Ничего больше. Какие проблемы? Да и статуя-то так себе. Здоровенный мужик в доспехах. А там, дальше, еще парочка таких же…
– Ай!
Он уронил спичку и принялся сосать обожженный палец.
Надо срочно найти стену. В стенах иногда встречаются двери, через которые можно выйти. Само собой, через них можно и войти, но не похоже, чтобы в эту минуту сюда рвались стражники. Воздух был напоен древними ароматами. Пахло лисьей шкурой и приближающейся грозой. И еще чем-то непонятным – такой запах приобретает воздух, когда им не пользуются веками.
Ринсвинд осторожно двинулся вперед, перед каждым шагом сначала ощупывая почву ногой.
А затем он увидел свет. С его пальца вдруг сорвалась синяя искорка.
Коэн схватил себя за бороду, которая вдруг, ни с того ни с сего, решила встать дыбом.
Жидкая шевелюра Профессора Спасли хищно затрещала.
– Это всего-навсего статические разряды! – прокричал он, перекрывая треск.
Кончики вражеских пик тоже загорелись. Атака мигом захлебнулась. Крупные искры скакали от человека к человеку, порождая пронзительные вопли боли.
Коэн поднял голову.
– О боги, – едва выговорил он. – Вы только посмотрите!
Ринсвинд устроился поудобнее на невидимом полу. Вокруг мерцали синеватые искорки.
В сознании Ринсвинда всплыло слово «гробница» и представило себя на его рассмотрение. Одна особенность гробниц, хорошо известная Ринсвинду, заключалась в том, что их строителей зачастую отличала чертовская изобретательность во всем, что касалось ловушек, капканов, скрытых в стенах шипов и прочих подобных штуковин. Кроме того, в гробницы клали всякие красивые вещи – вроде картин и статуй, – наверное, чтобы покойникам было на что полюбоваться, когда наскучит попусту лежать.
Рука Ринсвинда коснулась камня, и он осторожно двинулся вбок. Периодически его нога касалась чего-то мягкого и податливого. Он всем сердцем надеялся, что это грязь.