Хлопнула дверь. Через минуту Ксавье вошел в гостиную и невольно улыбнулся, увидев, как они обнимаются. А потом заметил, что Аня переоделась, и понимающе хмыкнул.
- Так, Андрей. Мне все еще нужна секретарша, - предупредил он. - В Петербург я ее не пущу.
- Тогда я поселюсь у тебя, - мгновенно отреагировал Багрицкий.
- А тебе разве не надо работать? - недовольно спросил Ксавье.
- Нет. Я по удачному совпадению в отпуске, - широко улыбнулся Андрей.
- Ну вот, начинается, - с досадой протянул Ксавье, но его глаза улыбались. Аня рассмеялась.
Они втроем вышли на улицу, чтобы поесть. Потом Ксавье всех построил, Аню отправил работать, с Андреем закрылся в кабинете.
Когда снова зазвонил телефон, она даже не поняла, что это ее мобильный, а не Ксавье. Было так странно, что ей, оказывается, тоже могут звонить. На дисплее светилось "Ира". Полагая, что ей нужно что-то по работе, она даже не удивилась.
- Да, Ириш, - Аня прижала трубку к уху, продолжая щелкать клавишами на компьютере.
- Ань. У нас тут... горе. Максим погиб. - Потусторонним голосом выдавила ей в трубку коллега.
Аня застыла.
- Что? Как?
- Не знаю. Говорят, что он выбросился из окна. Но это же бред какой-то, да? С чего ему... бросаться?
В голосе Иры звенели слезы. Аня вздохнула. Она знала, что ее коллега тоже немного была влюблена в шефа.
- Не знаю, - протянула Аня.
- Ань, а ты сейчас где? В командировке?
В первую секунду девушка не поняла, о чем это Ира говорит. А потом вспомнила. Ну да, она же вроде как в командировке.
- Да, Ир, я... не в Москве, - соврала она.
- Значит, на похороны не придешь?
- Нет, не смогу. Мне очень жаль.
16.
Кати легла на кровать, закрыла глаза, и из них сразу, как по команде, потекли слезы, защекотали уши. Господи, сколько ночей еще ей засыпать в слезах? Она приказывала себе не думать, не вспоминать. Днем у нее получалось. Но ночью ей это было не по силам. Каждый раз, засыпая, она вспоминала то время, когда ее сон означал двадцать-двадцать пять дней в мирах. То время, когда это означало ее новую встречу с Греем. А иногда они встречались и в восьмом мире. Засыпали, обнявшись. И тут же вставали с их огромной постели в их доме в Первом. Иногда она просыпалась позже, и он подшучивал, спрашивая, что ей приснилось.
Он всегда над ней подшучивал. И она над ним. Они, кажется, никогда не переставали смеяться. И ей иногда казалось, что теперь она обречена плакать, пока не выплачет столько же слез, сколько у них было смеха. Как будто это была какая-то страшная кара, расплата за их счастье. Такое огромное, такое всеобъемлющее, такое чистое. Она помнила только, как обнаружила его мертвым и закричала. И все. Больше ничего. У нее словно что-то взорвалось в голове. Она даже думала, что умерла. У нее разорвалось сердце прямо там, над его уже холодным телом, которое она трясла в безумной попытке оживить, а ее руки становились красными от его крови.
Она погрузилась в черноту, в безумие. С ней кто-то говорил, и она отвечала, но ничего не соображала, ничего. Потом Кати поняла, что в буквальном смысле была не в себе. Она всегда думала, что это фигуральное выражение, а оказалось, что нет. Она где-то отсутствовала, пока ее тело кололи какими-то страшными химическими препаратами, о которых она раньше даже не слышала. Пока с ней кто-то говорил, а ее губы отвечали. Пока она была в психиатрической клинике шесть месяцев. Да, шесть месяцев прошло после смерти Грея, когда она впервые в себя вернулась. Ей стало так больно, что она начала кричать и бросаться на стены. Она впервые осознала себя одну, без него. Да еще и запертую в восьмом мире. Прибежали медсестры, сильные грубые женщины, которые отхлестали ее по щекам и, бесстрасстно глядя на нее, спеленали смирительной рубашкой. Потом ей что-то вкололи, и она заснула.
А потом начались долгие дни мучений. Кати сразу поняла, что ее диагноз основывается на том, что она рассказала врачам все про семь миров. Сначала, когда ее поместили сюда, ей еще было предъявлено обвинение в убийстве, но оно очень скоро было снято. Что ж, неудивительно. Она приехала к Грею прямо с вокзала. Он прилетел в Берлин из Лондона, а она приехала к нему из ее родного Мюнхена. Но когда она вошла в гостиничный номер, он был уже мертв.
Она вспомнила, как она провалилась в первый мир, заснув после укола, и тут же оказалась перед Ксеаром. Он спросил ее, что произошло, и она сказала, что убила Грея. Она так сказала, потому что чувствовала себя виноватой в его смерти. Она была настолько не в себе, что несла полную чушь. И Айи выставил ее, убедившись в том, что она безумна.