– Пойдем, возьмем твои пилюли, милый, – пролепетала она, похлопав Кэйла по груди и слегка оттолкнув его.
– В мире не найдется таблеток… – начал он, но осекся и, закрыв глаза, помотал головой.
Она это сделала. Заставила его заткнуться. Похоже, денек удался, если учесть все, что уже успело случиться.
Глава 22
ФРЭНК ЛАРКИН ОТКРЫЛ ДВЕРЬ В СВОЮ КАЮТУ, надеясь обрести уединение и покой, но вместо блаженной тишины его обволок невыносимый шум.
Айзек, его личный стюард, был поглощен работой и не услышал, что дверь открылась. Ничего удивительного, когда рев чертова пылесоса заглушал любые звуки. Ларкин нарочно хлопнул дверью, и наконец привлек внимание Айзека.
Тот поднял голову и выключил пылесос.
– Мистер Ларкин, не ожидал, что вы вернетесь так скоро.
– Вижу, – буркнул Фрэнк, проходя в комнату.
Айзек был примерно его возраста, но выглядел лет на десять старше. Слишком худой, с глубокими морщинами возле глаз и рта и с белыми волосами вместо патины благородной седины. На лице слуги отражались годы черной работы, плечи поникли, а руки изуродовал артрит. Но именно Ларкин страдал, именно он доживал последние дни. Где же справедливость?
Что ж, если ему суждено отдать концы, в одиночестве покидать этот мир он не собирается. Как и все остальные на этом гребаном корыте, Айзек тоже умрет, просто пока не знает, что ему уготовано. Удовлетворение от этой мысли немного облегчило боль Ларкина. Даже пульсация в голове отчасти утихла.
– Принеси аспирин и стакан воды, – приказал он, подходя к дивану и осторожно усаживаясь. Каждое движение, каждый звук причиняли боль, но никак нельзя позволить себе выдать навалившуюся немощь вне этих стен. – До чего голова раскалывается, – тихо выдохнул он в пустоту, когда Айзек ушел в спальню за аспирином из аптечки, размещенной в шкафу. Сквозь открытую дверь Ларкин заметил застеленную кровать и понял, что уборка почти завершена. Слава богу.
Привычно исполнительный стюард быстро принес лекарство и бутылку воды.
– Желаете стакан и немного льда, мистер Ларкин?
– Нет, этого хватит. – Пара таблеток не усмирит его боль, но совсем ни к чему, чтобы об истинном состоянии его здоровья кто-то заподозрил, пусть даже Айзек. Хотя тот вряд ли насторожился бы, даже если бы хозяин потребовал целую упаковку аспирина. Слуга умом не блистал.
Проглотив таблетки, Ларкин рявкнул:
– Закончишь уборку позже.
Не было нужды изобретать причину или отговорку: Айзек, как обычно, слепо выполнил приказ и тихо ушел, забрав с собой чертов пылесос.
Оставшись в одиночестве, Фрэнк направился к аптечке и взял целую горсть аспирина. Бросил в рот все таблетки и запил несколькими большими глотками воды из бутылки. В текущей ситуации намечающаяся язва вряд ли имеет значение. Аспирин хотя бы временно утихомиривал боль, а сейчас Ларкину требовалось именно это. Всего несколько чертовых минут без мучений.
Рак поедал его.
Стук в дверь ножом вонзился в висок. Если Айзек вернулся, если пришел, зная, что Ларкин хотел побыть в одиночестве… придурок не доживет до взрывов.
Но на пороге стоял Дин Миллс. Впустив его в каюту, Фрэнк аккуратно прикрыл дверь. Захлопни он ее с силой, возможно, удалось бы частично выплеснуть ярость, но грохот… Шум ему противопоказан.
Дин сказал:
– Сэр, несколько человек интересуются, как смогут убраться отсюда после…
– Мы не станем обсуждать пути отступления, – отрезал Ларкин. – Я уже все устроил.
– Но…
– Думаешь, я стану в чем-то полагаться на волю случая? – нахмурился Фрэнк.
– Нет, сэр, – ответил Дин, как всегда сохраняя спокойствие.
Ларкин никогда не рисковал.
Ему требовалась помощь в осуществлении своего финального замысла. Увы, ни один из нужных спецов потенциальным самоубийцей не был, вот и пришлось сфабриковать причину, по которой соучастники находились на борту и делали то, что делали. Горстка охранников, которые помогли пронести бомбы на борт и установить их, думали, что готовят масштабное ограбление – в море во время возвращения в Сан-Диего. Жадные придурки верили, что им удастся украсть у круизных богачей деньги и драгоценности, а потом сбежать. Одни лишь наличные и побрякушки вряд ли составили бы по-настоящему заманчивый куш, но произведения искусства, которые предполагалось выставить на благотворительный аукцион, действительно тянули на миллионы.