Особенно,... 
38 
Адам попробовал проглотить кусочек яичницы. Этот разговор продолжался уже три недели. При каждой возможности Эсперанца то горько сокрушалась, то бранила его.
— Колорадо вовсе не глухомань.
— И то верно.
Адам бросил вилку, приговорив себя еще к одному голодному дню. Может, ему съездить позавтракать в город? Но от этой мысли пришлось отказаться. В городе полно людей. Им захочется поговорить с ним. Выразить ему свое сочувствие. Сказать, как они сожалеют о том, что его брак просуществовал так недолго...
— Тебе надо бы привезти ее обратно.
— Эсперанца, Джина уехала, потому что хотела уехать. У нас был договор. Все условия выполнены.
— Договор! — Это слово несло в себе столько неприятия, что казалось, весь воздух наполнился его вибрацией. — У тебя был брак! И будет ребенок. Ребенок, которого ты никогда не увидишь. Это то, что тебе нужно, Адам? Это та жизнь, которую ты хотел для себя?
Нет, подумал Адам, мрачно глядя на стул, где обычно сидела Джина, Он представил себе ее улыбку. Ее смех. Нежное прикосновение пальцев, когда она касалась его руки. Он даже не подозревал, как привык видеть Джину каждый день. Слушать ее. Говорить с ней. Спорить.
Через несколько недель жизнь на ранчо Кингов вернулась к привычному течению. Цыганские лошадки вернулись к Торимо. Тоненький ручеек покупателей, которые приходили посмотреть на них, иссяк. Не было свежих цветов в вазах, потому что некому было их собирать. Вечерняя тишина больше не нарушалась звуками телевизора, и нигде не валялись пакетики попкорна, потому что Джина... ушла от него.
Не было больше жизни на ранчо Кингов.
Его мир снова стал черно-белым, таким, к которому он когда-то привык и который хотел обрести вновь. Только теперь... он ненавидел его. Ненавидел это однообразие. Эту тишину. Эту бесконечную монотонность существования, подобно завтракам Эсперанцы.
Но теперь уже ничего не изменить. Джина ушла. Она решила строить свою жизнь без него. И это было к лучшему. Для нее. Для их ребенка. Для него самого. Он был почти уверен в этом.
— Ее нет уже три недели, — напомнила Эсперанца.
Три недели, пять дней и одиннадцать часов.
— Ты должен поехать за ней. Привезти ее обратно. Ее место здесь.
— Не так-то это просто.
— Настоящие мужчины справились бы с этой задачей, — сказала Эсперанца, убрав со стола почти нетронутый завтрак, и направилась в кухню.
Адам развернулся на стуле и рявкнул ей вслед:
— А я и есть мужчина!
— Но не из самых умных! — прокричала ома в ответ.
— Я тебя уволю, Эсперанца!
-Ха!
Адам откинулся на спинку стула, уронив на грудь голову. Увольнять Эсперанцу было без толку. Ома все равно никуда не уйдет. И будет здесь еще по крайней мере лет двадцать, используя любую возможность, чтобы заставить его чувствовать себя ничтожеством.
Но разве он заслуживает лучшего? Он дал уйти Джине, не сказав ни единого слова, потому что не хотел рисковать, взяв на себя заботу о ней. Заботу об их ребенке.
Что делало его, по сути, трусом.
А каждый знает, что трус умирает тысячу раз.
К полудню Адам был уже зол на всех. Он закрылся в своем кабинете, сделал несколько звонков и начал размышлять о своих перспективах. Землю ом получил. Теперь ему нужно сосредоточиться на чем-то другом.
Стук в дверь вывел его из себя.
— Кто там еще?!
Сэл Торимо открыл дверь и смерил его долгим взглядом. Внутри у Адама все похолодело. Он вскочил со стула. Была только одна причина, по которой Сэл мог появиться здесь.
— Что с Джиной? С ней все в порядке?
Сэл закрыл за собой дверь и какое-то время молча смотрел на Адама.
— Я пришел только потому, что у тебя есть право это знать.
Холод начал медленно превращаться в лед, подбираясь к самому сердцу Адама. Он стиснул зубы, пытаясь удержать над собой контроль.
— Только скажи мне одно. Джина. С ней все в порядке?
— Джина в порядке, — сказал Сэл, медленным взглядом обводя комнату.
Облегчение было таким внезапным, что у Адама задрожали колени. Сейчас он чувствовал себя как после часовой пробежки: сердце стучало где-то во рту, легкие боролись за глоток воздуха. Что за чертову начинку приберег для него Сэл?
— Так что же случилось, Сэл? Говори! — почти прокричал Адам. — Или тебе хочется узнать, сможешь ли ты вышибить из меня дух?!
38 
