Тяжело дыша, вся в холодном поту от полученного шока, Эстер дрожащими пальцами выключила мотор. Кровь текла по ноге. Она захромала к дому.
Прижав к ране влажное полотенце, она позвонила Дэвиду. Он тут же примчался вместе с Тэлли. Они срочно доставили ее в медицинский центр и попросили вызвать доктора Медоуза.
— Тебе повезло, что я старомодный врачеватель, — сказал ее коллега по суду после того, как прочистил рану, сделал анестезирующий укол и стал зашивать. — По правилу тебя следовало препроводить в травмпункт.
— Извините. — До сих пор Эстер не доводилось иметь дело с хирургией, и приятного в ее новом опыте было мало.
— И как это только в голову тебе пришло — самой подрезать кусты? — выговаривал ей Дэвид, бледный от страха за нее. — Во-первых, еще рано. И потом, ты прекрасно знаешь, что об этом можно попросить меня!
— Перестань кричать на нее, — упрекнула его Тэлли и протянула Эстер стакан воды: — Попей, дорогая.
— Некоторое время придется полежать, — предупредил доктор Медоуз, собирая инструменты. — Заставь ее взять отпуск, Дэвид. Она неважно выглядит. Я поставлю в известность Джона Бригема. Кто-нибудь заменит тебя в суде в пятницу.
— Можно ли выглядеть хорошо при подобных обстоятельствах? — запротестовала Эстер, столько всего перенесшая в этот день. — Да я с ума сойду, сидя в одиночестве дома и ничего не делая.
— Не волнуйся, мы забираем тебя к себе, — успокоила ее Тэлли.
— И никаких возражений, — предупредил Дэвид.
Эстер и не думала возражать. Для разнообразия даже приятно, когда вокруг тебя суетятся и всячески стараются тебе угодить.
Через два дня она почувствовала себя лучше, однако ее утомляла необходимость скрывать свою депрессию. Роберт, услышав о несчастном случае, пришел проведать ее. Он с участием выслушал рассказ Эстер о разрыве с Патриком.
— Ты уверена, что все кончено? — мягко спросил он ее.
— Боюсь, что да. — Эстер вздохнула и передвинула больную ногу.
— Жаль, — только и сказал Роберт.
В этот же вечер после ужина зазвонил телефон. Тэлли взяла трубку и передала ее Эстер:
— Тебя.
Эстер только что не выхватила трубку у Тэлли. И с трудом скрыла разочарование, услышав голос матери. Роберт сообщил Селии Лукас о неприятности, произошедшей с Эстер, и она теперь с ума сходила из-за того, что дочь ничего ей не сказала.
— Я не хотела волновать тебя, мама, — устало ответила Эстер.
— О чем ты говоришь! Пусть Дэвид посадит тебя на поезд, а я встречу тебя в Лемингтоне. Пора моей девочке погостить дома.
Две недели Эстер пробыла в Уорике, в маленьком коттедже с видом на реку и настоящий, древний замок. Когда Селия узнала, что Патрик уже в прошлом, она лишь спросила почему, выслушала ответ и, видя, что дочери больно говорить на эту тему, больше не возвращалась к ней. Эстер обнаружила, что дома и стены лечат. Приятно было снова спать в своей комнате, окнами выходящей на живописные окрестности, прихрамывая, прогуливаться по берегу реки с Парисом и Эгги, когда нога уже позволяла; принимать друзей, приезжавших навестить ее.
Она рада была передышке, но еще более — возвращению к работе и обычным занятиям в Чеслкомбе. Поэтому охотно приняла предложение матери отвезти ее домой.
— Я останусь с тобой на одну ночь, чтобы помочь устроиться, но мне придется сразу же вернуться из-за Париса и Эгги. Им не нравится собачий приют.
— Им-то нравится, — уточнила Эстер. — Это тебе не нравится, мама.
Первым движением Эстер по возвращении домой было проверить автоответчик. Но сообщений не было — ни от Патрика, ни от кого другого. Аппарат не работал.
— Я сейчас, только позвоню Тэлли по телефону наверху. С этим аппаратом что-то случилось.
— Будь осторожна, — предостерегла ее Селия. — Береги ногу.
Эстер поднялась наверх, бросила на кровать дорожную сумку и позвонила Тэлли сообщить, что вернулась. От нее она узнала, что на следующий день после ее отъезда в Уорик случился сильный шторм.
— Наверное, мой автоответчик был поврежден молнией, — спустившись, сказала она Селии. — Даже в страховую компанию не обратишься — форс-мажорные обстоятельства или что-то в этом роде.
— Купи сразу другой. Я привыкла оставлять сообщения, когда не застаю тебя дома. — Селия всмотрелась в загорелое лицо дочери. — Ты хоть загорела, сидя у меня в саду. В своем никогда не присядешь.