Но она не могла сдерживаться. Тем более что этим мужчиной был Кариф, которого она всегда любила. Единственный ее любовник. И до вчерашнего дня — единственный мужчина, которого она целовала…
Умар впервые поцеловал Жасмин только тогда, когда она приняла его предложение о замужестве. Его поцелуй был деловым и официальным — способ подтверждения сделки, когда неуместно рукопожатие. Он явно не торопился увлечь Жасмин в постель, что ей понравилось. Их брак будет основан на более важных принципах: у них будет семья. И она не просто успокоит родителей и сестер. Жасмин наконец станет матерью и будет воспитывать его сыновей.
— Ты знаешь его детей? — спросила она низким голосом.
Кариф кивнул:
— Да, старших — Фади и Бишра. Они хорошие дети. Уважительные.
Уважительные? Что-то они не показались ей такими, когда она встретила их в прошлом году в Нью-Йорке. По меньшей мере, к Жасмин уважения они не проявили. Четверо мальчиков недоброжелательно уставились на нее, прижавшись к отцу и француженке-няне по имени Леа, будто Жасмин была им врагом. Она вздохнула. Но разве можно обвинять детей, чья мать недавно умерла?
— Я надеюсь, с ними все в порядке, — прошептала она. — Я встречалась с ними лишь однажды. Им трудно пришлось. Особенно малышу, — прибавила она, отводя взгляд.
— Им нужна мать, — тихо сказал Кариф. — Ты будешь им хорошей матерью.
Она со вздохом посмотрела на него. Он наклонился через стол, в пламени свечи его взгляд стал резким. Кариф был так близко…
— Спасибо, — тихо произнесла она. Печаль сковала ее сердце, когда в памяти возникли невысказанные воспоминания.
«Вы не знали, что она беременна, мой господин? — Голос доктора отражался эхом в ее мозгу спустя много лет. — Она выживет, но никогда не сможет забеременеть снова…»
Жасмин уронила серебряную вилку на тарелку. Крепко сцепив руки на коленях, она постаралась изгнать воспоминания из памяти.
— Ты всегда хотела детей, — сказал Кариф, мрачно поджав губы. — И теперь ты выходишь замуж за Умара Хаджара. В любом случае вы удачная пара. Твой отец должен тобой гордиться.
— Теперь да, — прошептала она и покачала головой. — Ему всегда был безразличен мой успех в Нью-Йорке. Он даже отказывался от денег, которые я пыталась посылать семье. — Она подняла глаза. — Но я всегда верила, что когда-нибудь он простит меня. Большей частью я добилась успеха благодаря ему! — Она тяжело вздохнула и продолжала: — Когда я впервые приехала в Нью-Йорк, у меня не было ничего. Не на что было жить. Моей единственной знакомой там оказалась двоюродная бабушка, и она была больна. Вернее, она умирала. В переполненной крысами квартире.
— Я узнал, — тихо сказал он. — После.
Жасмин прищурилась, глядя на него, чувствуя прилив горечи:
— Я работала в трех местах, чтобы прокормиться обеим. Потом, — прошептала она, — за месяц до ее смерти я внезапно обнаружила чек от отца на сумму в пятьдесят тысяч долларов. Это спасло нас. Я вложила в дело все до пенни, и постепенно это принесло доход. И если бы не его деньги, — тихо сказала она, — я по-прежнему была бы офисной уборщицей… — Жасмин нахмурилась, наклонив голову: — Но когда я стала благодарить моего отца за деньги, он заявил, что ничего об этом не знает…
Кариф рассеянно смотрел на рубиново-красное вино, вращая бокал в отсвете свечей. И внезапно до нее дошло:
— Мой отец не посылал мне денег. Это был… ты?…
Он не ответил.
Жасмин жадно глотнула воздух.
— Это был ты! — прошептала она. — Ты отправил мне эти деньги десять лет назад. Не мой отец, а ты!
Поджав губы, он поставил бокал на стол и кивнул.
— Но в письме говорилось, что они от моего отца…
— Я боялся, что ты не примешь их от меня. Поэтому вынужден был солгать.
— Да… солгать. Похоже на то.
— Я собирался посылать деньги каждый год, но они тебе уже не понадобились. — В голосе Карифа послышалась гордость. — Ты превратила небольшую сумму в целое состояние.
— Но зачем ты это сделал, Кариф?
— А ты не догадываешься? — Он взял ее за руку и поцеловал в ладонь.
По ее телу пробежал трепет. Она подняла глаза. Глубины его голубых глаз были бесконечны, как море в мерцающем свете.
— Потому что ты моя жена, Жасмин.
В голубом зале наступило молчание, внезапно нарушенное грохотом фейерверка, отчего задрожали оконные стекла.
Она отдернула руку: