42 
— Господи, Рик. Десять лет тому назад ты вел себя точно так же, как и сейчас. И ты все еще этого не понимаешь.
— Да, я все еще не могу понять, о чем ты говоришь, — сказал он, направляясь к мойке и ставя чашку на сверкающую чистотой холодную поверхность нержавеющей стали.
— Ты бежал от Бриди, чтобы не дать ей возможности бросить тебя первой.
Что-то больно кольнуло внутри. Осознание?
— Я разорвал тогда отношения, потому что не мог позволить себе иметь даму сердца.
— Конечно, не мог, — произнесла она низким, сорвавшимся голосом, переходя на неестественный шепот. — Как теперь не можешь позволить себе иметь законную жену.
Он медленно повернулся и встал с ней лицом к лицу.
— Ты проанализировала мои поступки и разгадала тайны личности, — тихо произнес он. — С удовольствием послушаю рассказ о себе.
— Отлично. — Она засунула руки в карманы джинсов и стала раскачиваться взад и вперед, отрывая подошвы легких парусиновых теннисных тапочек от чисто вымытого кафельного пола. — Ты боялся сильно привязаться к Бриди, поэтому и бросил ее. И сейчас ты безумно боишься полюбить меня и создаешь спасительную иллюзию, что меня здесь нет.
— Хватит. — Это было слишком похоже на правду. Внутри все клокотало, а сердце болело так, словно на него пришелся удар кулака гигантского великана. Рик поднял вверх обе руки. — У меня больше нет времени на продолжение дискуссии. Договорим, когда я вернусь из Сан-Франциско.
Эйлин преградила ему путь, когда он почти уже выходил в холл, чтобы взять оставленные там вещи. Вытащив руки из карманов, она положила их ему на грудь.
— Мы не сможем договорить, потому что ты предпочитаешь молчать.
— Правда? — возразил он, стараясь не обращать внимания на тепло ее ладоней, проникающее вглубь, растапливающее его оледеневшую душу. — А как ты это называешь? То, чем мы с тобой занимаемся?
— Этого не достаточно.
— Чего не достаточно? — Рик говорил четко и быстро, всячески оттягивая добровольное признание в поражении. — Я обвенчался с тобой, я дал клятвы верности и преданности.
— Ты не можешь исполнить свой долг и взять на себя ответственность даже за мебель, Рик.
Он провел руками по волосам.
— Купи все, что тебе понравится. Я оформил на тебя кредитные карточки, делай все, что хочешь.
Она слегка толкнула его, потом опустила руки и отступила назад.
— Разве ты не понимаешь? Этот дом должен стать нашим общим. Если я займусь обстановкой, он будет только моим. Ты нужен мне здесь, Рик. Я хочу, чтобы этот дом и я значили для тебя хоть что-то.
— Черт побери, Эйлин, ты очень много значишь для меня. Ты носишь моего ребенка.
Короткий и резкий смех вырвался из ее груди, и слезинка сорвалась с ресниц и покатилась по щеке.
— Этот разговор пока не касался ребенка. Мы обсуждали нас.
— Боже праведный! Ты хочешь сказать, что отсутствие мебели доводит нас до развода?
Она печально замотала головой и стала суетливо вытирать слезы.
— Пустой дом — это всего лишь метафора. Разве ты не понимаешь? Мы тоже, словно два опустошенных сосуда, Рик. И можем такими и остаться, если ты не впустишь меня в свое сердце. Но ты не собираешься этого делать, правда?
Он поднял, было, руку, чтобы успокоить ее и приласкать, но передумал и крепко сжал пальцы в беспомощный кулак. Обнять ее значило дать ей ложную надежду. Ему никогда не удастся ее удержать. Сердце ныло, дыхание было прерывистым. И хриплым голосом он заговорил:
— Можем мы вернуться к этому разговору после моей поездки?
— Рик, а зачем вообще утруждать себя возвращением? И зачем мне здесь оставаться?
Эйлин смотрела ему в глаза, и Рик чувствовал, как его водоворотом затягивает в изумрудную бездну. Он всегда будет хранить в своем сердце теплоту этих глаз. Но страдания и боль, через которые ему уже пришлось однажды пройти, послужили ему хорошим уроком и крепко держали его в жесткой узде. И этого напоминания было вполне достаточно, чтобы сдержаться и не обнять Эйлин, не склонить голову ей на плечо и не спрятать лицо в ее волосах, вдыхая свойственный только ей нежный цветочный аромат.
— Наш дом пуст, Рик, — сказала она неестественно низким голосом, словно каждое слово стоило ей неимоверных усилий. — И он навсегда останется пустым, потому что ты этого хочешь.
Он вздрогнул, словно она его ударила. Если бы Эйлин наградила его банальной пощечиной, то боль была бы физической. Эта же боль пронизывала до костей.
42 
