Он взял табуретку, ножницы, подвинул ближе корзину с обрезками и начал работать. Лора молчала, а он был слишком расстроен, чтобы говорить. Неожиданно он обнаружил, что эта работа успокаивает, и после пятнадцати продуктивных минут спросил:
— Как твоя нога?
— Намного лучше. Все еще хромаю.
— А где твои сводницы?
— Принимают цветы. — Руки у нее двигались автоматически, отрезая колючки и листья, избавляя бутоны от верхних слоев лепестков. Интересно, сколько раз она проделывала такую операцию? — Что у тебя случилось? — спросила она.
Он покачал головой.
— Да ладно тебе, Джон, ты примчался с таким видом, будто хотел кого-нибудь избить.
— Бессердечные люди, — сказал он, вздохнув. — Ненавижу бессердечных, эгоистичных людей. Только и всего.
Здоровой ногой она пододвинула ближе вазу, полную белых и красных гвоздик.
— Я тоже. Расскажи мне про свою работу в Беверли-Хиллз.
Он начал надрезать гвоздики и говорить:
— Чудесное место. Новое здание, новейшее оборудование, душевные люди. Мои компаньоны — семья. Они предложили мне выкупить часть акций, когда вернусь, что я и сделаю. Эллен специализируется на кошках, Боб — на экзотических животных, а я взял на себя вызовы на дом. Несколько седовласых дам даже считают меня вторым сыном. Не могу сосчитать, сколько чая с сандвичами я выпил.
— Тебе нравится там работать.
— Да. — Он чувствовал себя лучше с каждым движением ножниц, с каждым воспоминанием, которое вытягивала из него Лора. — Эллен и Боб — замечательные люди. Мое отсутствие — дополнительная нагрузка для них.
— Не можешь дождаться, когда вернешься домой? Соскучился…
Он улыбнулся.
— Неужели это так явно?
Она пожала плечами.
— Я тоже буду скучать, если уеду отсюда. Мама и бабушка иногда очень сильно раздражают, но вобще-то они прекрасные люди. Мама боится, что ты разобьешь мне сердце. Придется убедить ее, что я спокойно переживу наш разрыв, когда ты уедешь.
— Мы разыграем крупную ссору, — подхватил Джон. — Можешь сказать мне, что я тебя недостоин, и приказать мне убираться прочь.
— Надеюсь, к тому времени она уже так увлечется доктором Ридом, что моя личная жизнь не будет иметь для нее большого значения.
— Ну да, — сказал он и вновь сосредоточился на работе.
Открылась дверь, и в комнату ворвалась бабушка. Она посмотрела на них и улыбнулась:
— Все поставки приняты. Что-нибудь интересное случилось, пока меня не было?
— Ничего, — ответила Лора. — Где мама?
— Ушла непонятно куда. — Бабушка подмигнула.
— Случайно не к доктору Риду? — с надеждой спросила Лора.
Бабушка пожала плечами.
— Она не сказала. Пойду встану за прилавок.
Джон поднялся.
— А мне пора в офис к Виктору.
Лора широко раскрыла глаза, намекая Джону, что надо заставить бабушку поверить в их взаимное влечение. Он повернулся к ней и поцеловал во вкусно пахнущие волосы. Они были мягкими и гораздо менее опасными, чем ее губы.
— Увидимся вечером, — сказал он.
Она улыбнулась, и он исчез.
Сегодня вечером он пропустил обед, чтобы Лоре не пришлось опять много готовить. Джон направился на пляж, надеясь наткнуться на Нолана и его собаку, но ни их, ни черного фургона видно не было. Джон сделал легкую пробежку и поехал к Нолану домой.
Он вышел из машины и вдохнул холодного чистого воздуха. Дверь открылась, и Билл пролаял свое приветствие. Джон почесал его за ухом.
— Извини, что без приглашения, — прокричал он, — но у меня нет твоего телефона, а я хотел удостовериться, что с Биллом все в порядке. И поговорить с тобой.
Нолан был в той же потрепанной одежде, что и раньше, волосы были завязаны в конский хвост, на руках — следы голубой и зеленой краски, словно он только что работал.
— Без проблем. Как насчет пива?
— Ты занят. — Джон жестом показал на измазанные руки. — Не хочу мешать.
— Только что закончил морской пейзаж, — ответил Нолан. — Никогда раньше не рисовал море, но одна леди заказала. Не знаю, получилось ли. Не посмотришь?
— Могу только сказать, нравится он мне или нет. Я же не профессионал в этом деле, — рассмеялся Джон.
Они вошли в дом. В центре большой гостиной стоял круглый камин, в котором горел огонь. После холодного ветра комната показалась ветеринару довольно душной. Нолан работал у стола, на котором лежал кусок фанеры, прижатый несколькими книжками. К фанере был приколот лист бумаги, на нем Джон увидел удивительной красоты пейзаж с дюнами и живописными волнами.