На какое-то мгновение он ошеломленно застыл, но как только Иви начала складываться вдвое от боли, кинулся к ней, подхватил на руки и крепко прижал к себе.
— Ну нет! Если я могу чем-то помочь!.. — Он понес ее наверх.
Всхлипнув, она крепко обхватила его руками и мокрой щекой прижалась к его теплой широкой груди.
— Не сердись на меня, — прерывисто выдавила Иви, когда он внес ее в спальню. — Я не делала никаких глупостей. Честное слово.
— Конечно, ты ничего такого не делала, — сипло согласился он, бережно укладывая её на кровать и накрывая одеялом. Потом бросил на нее встревоженный взгляд. — Кровотечение сильное?
— Не очень, — ответила она, стараясь не пугаться.
Но боль становилась все сильнее.
— Надо позвонить твоему врачу, — сказал ей Георгос. — Ты, конечно, не знаешь его номера?
— Наизусть не помню, — выдавила она, крепко стиснув зубы. — Но… у меня записано… там в записной книжке… на столике в холле… на букву X… Хендерсон.
— Иду звонить.
Как ей не хотелось, чтобы он уходил, но Иви понимала, что это необходимо. Минуты тянулись нескончаемо. Только увидев в дверях Георгоса, она немного расслабилась. Он подошел к ней своей быстрой уверенной походкой и взял ее руки в свои. Какой он сильный, словно в легком тумане подумала она. И добрый. А она так ошибалась, так ужасно ошибалась…
— Пожалуйста, не волнуйся, — ласково начал он, — но доктор хочет, чтобы тебя отвезли в больницу. Он уже выслал «скорую» и встретит тебя там. Они скоро приедут. Я разбудил Эмилию. Она одевается и поедет с тобой.
— А ты не мог бы со мной поехать? — робко спросила она.
Ее просьба, казалось, ошарашила его.
— Ты хочешь, чтобы с тобой поехал я?
Глаза ее заволоклись слезами.
— Да. Я думаю, с тобой мне будет не так страшно. Пожалуйста, скажи, что поедешь. Обещай, что не оставишь меня. Обещай.
— Обещаю. — Он крепко стиснул ее руки.
— Спасибо тебе, — прошептала она и закрыла глаза.
Ребенка она потеряла. И Георгосу пришлось ее оставить — в операционную его не пустили.
Но через два часа, когда Иви перевезли в обычную палату, он сидел там. Вскочив на ноги при виде каталки с ней и в угрюмом молчании наблюдая, как ее приподнимают и укладывают поудобнее на кровать, он подождал, пока врач и сестра вышли из палаты.
— Тебе следовало уйти, Георгос, — сказала она дрожащим голосом, как только они остались наедине. — Наверное, ты страшно устал.
— Свою усталость я как-нибудь переживу, Иви. А обещание есть обещание. — Он подтащил к кровати стул. — Дома я бы все равно не уснул. Как ты себя чувствуешь?
Ее голова поникла, демонстрируя покорность судьбе.
— Нормально, наверное.
— Не старайся быть храброй, солнышко. Если хочется плакать — плачь. Я не против. Мне самому впору заплакать.
— Тебе, Георгос? — На него взглянули ее удивленные глаза.
Вид у него, действительно был удрученный. И не просто удрученный, а какой-то взъерошенный. Ее взгляд медленно прошелся от помятой одежды до заросшего щетиной подбородка и покрасневших глаз.
— Я знаю, — устало сказал он и провел пятерней по всклокоченным волосам. — И выгляжу ужасно.
— Измученно ты выглядишь. Тебе, правда, надо ехать домой.
— Нет, — твердо сказал он, — я останусь. Установилось недолгое молчание. Иви прикрыла глаза. Ее не оставляло тяжелое чувство, что она каким-то образом предала Леонидаса. Может, ей надо было предупредить врача о болезни своей матери? О том, что она неспособна доносить ребенка до срока. Если бы она заранее об этом сказала, ничего бы не случилось, все можно было бы предотвратить. Иви тоненько и горестно заскулила.
— Надеюсь, ты не обвиняешь себя во всем, что случилось?
У Георгоса был строгий голос, и Иви быстро открыла глаза. Она не могла ни подтвердить, ни отрицать его предположение. Что она чувствовала? Вину? Отчаяние?
— Я поговорил с доктором, — продолжил Георгос, — он сказал, что так обычно и бывает, если что-то не ладится с развитием зародыша. Во время твоего последнего визита к нему у него возникли кое-какие подозрения, поэтому тебе и назначили ультразвуковое исследование, но говорить ничего не стали, чтобы тебя не пугать.
— Моя мать страдала хроническими выкидышами. — Иви выглядела совсем несчастной. — Может, и я такая же?
— Маловероятно.
— Но возможно. — Эта мысль приводила ее в ужас, потому что ей всегда хотелось иметь кучу детей.