47 
– Она само совершенство.
– Я думаю, она начинает любить тебя, – сказал Тайлер, и Мишень скептически уставилась на него. – Нет, я знаю это. Я могу читать Клео как открытую книгу.
– Какое это имеет значение? – огрызнулась она не в силах сдержать раздражения – настолько пустым казался ей сейчас этот разговор. Но, так как дверь была уже открыта, она нехотя скользнула вслед за ним в дом-яхту и остановилась потрясенная.
– Бог мой! – воскликнула она. – Здесь все по-другому!
Жилище Тайлер было похоже на холостяцкую берлогу – проигрыватель автомат, стол для карточной игры и огромный бар, казалось, теснили друг друга в заваленной всяким хламом гостиной, а со стены над камином свисали одиозные звериные шкуры.
– Чувствуешь себя лучше? – спросил он.
– Гораздо.
– В моей обители по-деревенски уютно, но здесь можно жить, а не только принимать гостей.
– Когда ты все это сделал?
– Под Новый год Клео помогала.
– Она славно потрудилась. Мне все здесь очень нравится. А что наверху? Там тоже все изменилось?
На верхнем этаже у Тайлера была спальня, в которой прежде стояла огромная водяная кровать с черным лакированным изголовьем.
– Абсолютно, Клео подарила мне все свое старое барахло.
– Можно я посмотрю?
– Пожалуйста.
Он взял ее за руку и повел по деревянной лестнице. Она остановилась и покачала головой, увидев новую деревянную кровать в стиле «кантри», покрытую одеялом с морским рисунком.
Стена в ногах кровати, обращенная к гавани, была сплошь сделана из стекла, от пола до потолка. У Мишель вдруг мелькнула мысль, что было бы совсем по-декадентски заниматься с Тайлером любовью на этой кровати, когда мимо проплывает какой-то корабль, и кто-нибудь внимательно наблюдает за ними. Это могло произойти в дневное время, или, вполне вероятно ночью, но тогда у корабля должны быть включены все огни. Только при этом условии все было бы действительно романтичным.
– Можешь везде погасить свет? – спросила она, и он нахмурился.
– Да. А зачем?
– Сделай это.
Он погасил, и она легко вздохнула. Все было похоже на романтические мечты. И теперь они не могли бесследно исчезнуть из памяти.
Но эта дивная обстановка напомнила ей о беде. Тайлер мог поменять автомобиль и мебель, но он не мог изменить своей сущности. Он оставался тем, кем был, и желать от него большего было бы тщетно.
«Не думай об этом сейчас, Мишель, – твердила она самой себе. – Веди себя так, как тебе хочется. Сделай все возможное, чтобы запомнить эту ночь. Утро наступит очень скоро…»
С бьющимся сердцем она приблизилась к нему, медленно стянула смокинг с его могучих плеч и бросила на ближайшее кресло.
И когда Тайлер попытался что-то сказать, Мишель прижала палец к его губам.
– Замолчи. Я хочу заниматься этим всю ночь, прошептала она. – И я просто не могу больше ждать…
ГЛАВА ТРИНАДЦАТАЯ
Мишель проснулась и вдруг обнаружила, что Тайлера рядом нет. Ей было уютно под теплым одеялом, которое она натянула на себя ночью, или, может быть, Тайлер укрыл ее?
Она оглядела комнату, но, казалось, все вокруг опустело. Мишель не могла видеть, что он сидит в кресле лицом к стеклянной стене, устало опустив руку с чашкой кофе. С того места, где она лежала, была видна только его правая рука.
Радио-часы на прикроватной тумбочке показывали пять минут шестого. Тусклое предрассветное зарево стелилось над водой, постепенно разгоняя мрак ночи.
– Тайлер? – мягко позвала Мишель. – Что ты там сидишь? Почему не спишь в такой ранний час?
– У меня часто бывает бессонница.
Его холодный тон сначала испугал ее, а потом вызвал беспокойство.
– Что-нибудь случилось?
– Случилось? – эхом отозвался он, проговаривая слова бесцветным механическим голосом. – Что могло случиться?
– Я не знаю Но это очевидно. Почему ты не ляжешь в кровать и не расскажешь мне обо всем?
– Спи, Мишель.
– Но…
– Спи, черт побери! – вспыхнул он.
Ошеломленная Мишель почувствовала боль. Она растерялась и не знала, как отреагировать на этот взрыв. И чем вообще может ответить влюбленная женщина?
Обернув вокруг себя одеяло, она поднялась с кровати, подошла к креслу и присела перед ним на корточки.
Тайлер развалился в кресле совершенно обнаженный. Но в этот момент Мишель не интересовало его тело. Вот тоска в глазах обеспокоила ее всерьез. Она никогда не видела его таким. Только один раз – в больнице.
47 
