Особенно,... 
42 
Но где же ее благоверный защитник? Энн почувствовала неловкость, когда сообразила, почему ей было так тепло и уютно и не хотелось просыпаться. Да потому, что она переместилась с края постели и теперь лежала посередине, свернувшись клубочком возле Рейта.
— Лежи, лежи, Энни, не волнуйся. Я пойду узнаю, что ему надо. — Он поднялся и включил ночник, одновременно спуская ноги. Энн поспешно отвела взгляд.
Но она не успела сделать это достаточно быстро, и в глазах уже запечатлелся контур его голого, пугающе совершенного тела. Ее щеки тронул теплый румянец.
Краешком глаза она заметила, как он потянулся за лежащим в ногах халатом, уверенным, сильным движением надел его, и только тогда со вздохом облегчения полностью открыла глаза.
— Да, Пат, в чем дело? — услышала она недовольный голос супруга.
Энн с благодарностью отметила, что, приоткрывая дверь, он встал так, чтобы ночной гость не видел, что делается в комнате. Но, похоже, бесцеремонного дядюшку именно это и интересовало и, просто-напросто оттолкнув Рейта, он ворвался с криком:
— Элизе плохо! Где твоя жена?
Он остановился уже у самой кровати и, увидев на ней племянницу, был, казалось, больше разочарован, чем обрадован.
В смущении Энн старалась получше завернуться в одеяло, чтобы скрыть наготу. Рейт же резко и требовательно спросил:
— В чем дело, сударь? Что стряслось с Элизой?
— Э-э… У нее разболелась голова, и я хотел узнать, нет ли у вас аспирина или еще чего-нибудь. Мы не можем найти своих лекарств.
— Разболелась голова?! — Брови Рейта вскинулись в гневе. — Ты будишь нас в два часа ночи, потому что у твоей жены болит голова?
— Ну, это, скорее, мигрень, чем простая головная боль, — защищался Патрик.
— Если у нее мигрень, я очень сомневаюсь, что аспирин поможет, — сказал Рейт.
Стараясь удержать на себе одеяло и сохранять при этом непринужденный вид, Энн быстро проговорила:
— К сожалению, дядя, у меня здесь ничего нет. Поищи на кухне, в аптечке. Бедняжка Элиза, — с чувством прибавила она. — Должно быть, это ужасная боль.
— Да, конечно. Ну тогда я спущусь вниз и поищу, — ответил родственник. — Сожалею, что потревожил вас.
Он совсем не похож на человека, испытывающего сожаление, отметила про себя Энн.
Рейт проводил нахального родственника до двери и молча, но очень выразительно распахнул ее.
— Бедняжка Элиза, — нервно повторила Энн, беспокойно наблюдая, как Рейт возвращается к кровати.
— Если у нее действительно мигрень, — хмуро сказал он, — в чем я лично сомневаюсь.
— Что ты хочешь сказать? — с тревогой воскликнула Энн, замирая в недобром предчувствии. — Ты думаешь, Патрик разбудил нас специально, чтобы проверить…
— Что мы действительно спим вместе? Не сомневаюсь, что дело именно в этом, — мрачно подытожил Рейт.
Суровое выражение, с каким это было сказано, заставило сердце Энни тревожно забиться. Отвернувшись, она нервно покусывала нижнюю губу. Постель слегка прогнулась под тяжестью тела Рейта, когда он лег рядом, погасив ночник.
— Рей, — тихо позвала она, — как ты думаешь, насколько серьезны его подозрения? Я имею в виду, что он бы не вломился сюда, если бы не был уверен…
— Похоже на то, — помолчав, согласился Рейт и, услышав, как Энн тихонько вскрикнула, добавил: — Не будем делать поспешные выводы и расстраиваться. Тем более что он сейчас не увидел ничего такого, что бы давало подтверждение его домыслам. Отнюдь нет.
Энни понимала, что Рейт прав, но ее душевное равновесие было нарушено. Она беспокойно ворочалась, не в силах заснуть.
— Да что с тобой? Патрик ушел. Спи.
— Не могу, — дрожа, призналась Энн. — Я боюсь его. Что, если этот тип все узнает?
Она услышала шорох одеял. Рейт приподнялся и зажег лампу.
— Тебе нечего бояться, — успокаивающе сказал он, наклоняясь над ней. Ее супруг полулежал, до половины закрытый одеялом, верхняя часть торса была обнажена. — Ну что ты, милая? Ты плачешь? — мягко спросил он.
Она быстро замотала головой, хотя прекрасно знала, что он заметил в ее глазах предательский блеск.
— Ты же сказал, нас посадят в тюрьму, — сдавленным голосом произнесла она.
— Я сказал, могут посадить, — поправил ее Рейт.
Он глубоко вздохнул, и Энн увидела, как вздымается его грудная клетка, всей кожей ощутив нечто странное, нежное, будто мягкое прикосновение бархатистой кошачьей лапы. Она инстинктивно попыталась заглушить это ощущение поспешной речью.
42 
