2

Рыжеватые волосы, обычно зачесанные за уши и собранные на затылке в тяжелый узел, развевались. Легкий ветерок играл широким подолом красного шелкового платья, то приподнимая его, то, наоборот, прижимая к соблазнительным округлым бедрам. Сейчас она обернется, протянет к нему руки…

У Шона перехватило дыхание. Должно быть, он уже в раю — только там явью становится то, что на земле называется грёзами. Конечно, если ты этого достоин. А разве он, мистер Ответственность, не достоин?

Женщина и вправду обернулась. Он увидел овальное матово-бледное лицо с прозрачными зелеными глазами, в уголках которых затаились голубоватые тени, изящный короткий носик с россыпью мелких веснушек, слегка вздернутую верхнюю губу…

Шон нетерпеливо потянулся, предвкушая, как прижмет к себе горячее трепещущее тело, как уткнется лицом в тяжелую рыжеватую гриву. Должно быть, ее волосы пахнут камелиями, что растут перед ее домом. А потом…

Резкий звонок.

Шон застонал, пытаясь удержать остатки сновидения. Потом с силой нажал на кнопку будильника. Еще и еще раз. В комнате воцарилась тишина. Он снова зарылся в теплое укрытие постели — вдруг удастся хоть на несколько минут продлить наслаждение, досмотреть сладостный сон.

И действительно перед ним вновь появились развевающиеся рыжие волосы, красное платье и…

Опять звонок.

Нет, это не будильник, дошло до него. Звонит телефон.

С тяжелым вздохом он открыл глаза и покосился на циферблат. Бог мой, всего шесть! Ни один человек в здравом уме не станет трезвонить в такую рань!

Звонок…

Чертыхнувшись, Шон сорвал с рычага трубку.

— Говорите, — пробормотал он и закрыл глаза, снова погружаясь в легкую дремоту.

— Шон?..

Манящий образ его сновидения обрел голос, певучий и мелодичный даже в этот час, когда, кажется, ни одно живое существо — кроме разве что голосистых петухов — не в состоянии открыть рот.

И тут же Шон увидел ее рот, нежный розовый бутон, манящий, словно спелая земляника: склонись надо мной, попробуй, какая я ароматная и свежая.

— Шон, да проснись же ты!

Он машинально сбросил простыню и сел на кровати. Это сновидение не раз посещало Шона. Видимо, ночью его подсознание, проявляя особую милость, — или, наоборот, жестокость? — разрешало ему вернуться к тому, что он настойчиво подавлял в себе днем.

— Шон, ты проснулся наконец?!

Женщина его мечты… Дейзи Ферран, жена его друга…

— Дейзи? — Он поморщился, услышав свой хриплый со сна голос.

— А я уже хотела положить трубку. Решила, что позвонила не вовремя.

В ее голосе Шон уловил скрытое раздражение. Он откашлялся.

— И совершенно напрасно. Ты же знаешь, Дейзи, твой звонок всегда вовремя. Утром, вечером или ночью — в любой момент, когда я тебе нужен.

— Знаю, Шон, знаю… — Ее голос смягчился. — Ты всегда был… — пауза, — добр ко мне. Я не заслуживаю такого отношения, потому что…

— Только не начинай сначала, — перебил ее Шон. В течение последних двух лет, после трагической гибели Мэтта в автомобильной катастрофе, подобные разговоры возникали у них с раздражающим постоянством. — Я уже говорил тебе: мы друзья. — Хотя, знай Дейзи о его подавленных желаниях и неконтролируемых мыслях, воплощавшихся время от времени в такие вот сновидения, как сегодня, вряд ли он мог бы… Шон не стал додумывать свою мысль и закончил фразу: — А друзья должны помогать друг другу.

  3