5 
Вы должны представить себе, как все это время те другие двое втирались в доверие. Это было похоже на средневековую осаду: они копали ходы и возводили земляные укрепления. Разница была в том, что осажденные ничего не замечали - во всяком случае девушка ничего не подозревала; не знаю, как он. Я жаждал предупредить ее, но что я мог бы сказать такого, что не шокировало бы ее или не рассердило? Я думаю, что те двое поменяли бы свой этаж, если бы это помогло им оказаться ближе к крепости; они, быть может, обсуждали такую возможность, но отклонили ее, так как это было бы слишком явно.
Поскольку они знали, что я ничего не могу предпринять против них, они рассматривали меня почти как союзника. В конце концов, я мог оказаться полезен когда-нибудь, отвлекая внимание девушки, - полагаю, что они не сильно в этом ошибались; по тому, как я смотрел на нее, они могли догадаться, насколько я заинтересован, и они, вероятно, прикинули, что наши интересы в дальнейшем могут совпасть. Им не приходило в голову, что я придерживаюсь определенных нравственных принципов. Думаю, что в их глазах, при сильном желании нравственные принципы, безусловно, не имели бы значения. В Сен-Поле им удалось за полцены выцарапать зеркало в черепаховой оправе (думаю, что в этот момент в лавке оставалась старая мамаша, а ее дочь была в каком-нибудь boite, где встречаются женщины определенного сорта); естественно поэтому, когда я смотрел на девушку - они подметили, что я часто это делаю, - они обдумывали, соглашусь ли я вписаться в какую-нибудь "подходящую" схему.
"Когда я смотрел на девушку" - заметьте, я не пытался описать ее. При написании биографии можно, конечно, включить портрет, и дело сделано: передо мной лежат такие очерки о леди Рочестер и миссис Барри. Но, работая как профессиональный романист (поскольку биографии и мемуары - это для меня новые жанры), описываешь женщину скорее не для того, чтобы читатель мог увидеть ее во всех ненужных подробностях цвета и формы (часто тщательно разработанные диккенсовские портреты выглядят просто как указания иллюстратору, которые с успехом можно было бы опустить после завершения книги), но лишь для того, чтобы передать какое-то чувство. Предоставьте читателю, если у него есть воображение, создать свой собственный образ жены, любовницы, случайной пассии "прекрасной и доброй" (поэту не нужны другие слова). Если бы я взялся за описание внешности девушки (я не могу заставить себя в этот момент написать ее ненавистное имя), это не было бы отображение цвета ее волос или формы рта, мне нужно было бы выразить то наслаждение и ту боль, с которыми я вспоминаю ее, - я, писатель, наблюдатель, второстепенный персонаж, как вам угодно. Но если я не осмелился выразить эти чувства ей, то почему я должен стараться передать их вам, воображаемый читатель?
Как быстро те двое подкопались. Думаю, что не позднее, чем на четвертое утро, сойдя к завтраку, я обнаружил, что они передвинули свой стол к столу девушки и развлекают ее в отсутствие мужа. Они делали это превосходно; впервые я увидел ее раскрепощенной и счастливой - и она была счастлива, потому что говорила о Питере. Питер является агентом фирмы своего отца, где-то в Хэмпшире, у них там три тысячи акров. Да, он любит верховую езду, и она тоже. Все в движении - именно о такой жизни она и мечтает, когда вернется домой. Время от времени Стивен вставлял слова в духе старомодного вежливого интереса, чтобы поддержать ее рассказ. Оказалось, что он однажды декорировал какой-то зал по соседству с ними и знал фамилию одного семейства, знакомого Питеру - Уинстенли, кажется, - и это пробудило в ней громадное доверие.
- Это один из лучших друзей Питера, - сказала она, а эти двое сверкнули глазками друг на друга, как ящерицы язычками.
- Подходите, присоединяйтесь к нам, Вильям, - сказал Стивен, но только после того, как заметил, что я могу их слышать. - Вы знакомы с миссис Трэвис?
Как я мог отказаться сесть за их стол? Но присоединившись к ним, я становился как бы их союзником.
- Тот самый Вильям Гаррис? - спросила девушка. Это была фраза, которую я ненавидел, но даже и ее она преобразила своей аурой невинности. Ибо она обладала способностью делать все новым: Антиб стал открытием, а мы были первыми чужеземцами, которым предстояло это открытие. Когда она сказала: Конечно, я боюсь, что не прочитала толком ни одной вашей книги, - я услышал набившее оскомину замечание будто впервые; оно даже показалось мне доказательством ее искренности - я едва не написал: ее девственной искренности. - Вы, должно быть, знаете очень много о людях, - сказала она, и снова я услышал в этом банальном замечании мольбу - мольбу о помощи - против кого, против этих двоих или мужа, который в этот момент появился на террасе? У него был такой же, как и у нее, нервозный вид, с такими же тенями под глазами, так что посторонний, как я и упоминал, мог бы принять их за брата и сестру. Он заколебался на мгновенье, когда увидел всех нас вместе, и она позвала его: - Иди сюда и познакомься с этими чудесными людьми, дорогой. Похоже, что ему это не очень понравилось, но он угрюмо сел и спросил, не остыл ли кофе.
5 
