— А что до вашего возмутительного отказа носить фамильное кольцо Фрэнтов, я уж не говорю о том оскорблении, которое вы нанесли мне, приказав убрать со стола мою индийскую вазу, то позвольте вам сказать — это все стороны одной и той же медали и ничего другого я от вас не ожидала! — продолжала она. — Уверена, это все пагубное влияние леди Пенистоун, но по этому поводу я предпочту хранить молчание, потому что, хотя я никогда ее и не любила, считая на редкость суетной и вульгарной особой, все же не надо забывать, что она как-никак остается вашей бабушкой. И коль скоро я убеждена, что третий ее сын был отпрыском Роксби, как, впрочем, и каждый, кому доводилось его видеть, то ничто в мире не заставит меня думать по-другому!
При этих словах она вдруг разразилась слезами, чем несказанно удивила как мисс Морвилл, так и самого эрла. Жервез, который как раз был занят тем, что подыскивал подходящее объяснение необъяснимой любви его дядюшки Мориса к лорду Роксби, махнул на все рукой и только примирительно заметил:
— Да, согласен с вами, это очень дурно с моей стороны! Но что же делать, если у меня не хватило благовоспитанности во время последней военной кампании дать себя убить! Но, по крайней мере, вы можете не сомневаться, что я никогда не возьму на себя смелость обвинить Мартина в том, что он пытается положить конец моему существованию.
Не меньше его самого смущенная подобным непривычным для нее проявлением слабости, графиня вытерла слезы.
— Одно дело предполагать, что вы, скорее всего, не вернетесь с войны, и совсем другое — пережить вашу гибель сейчас, Сент-Эр! Может быть, вам кажется, что я заодно с Мартином мечтаю избавиться от вас? Ну что ж, это только еще раз будет свидетельствовать, что мне нечего больше ждать, кроме самой черной неблагодарности, хотя это и на редкость несправедливо. Настолько несправедливо, что я, право же, и не знаю, как вы можете надеяться, что я возьмусь подыскивать вам подходящую партию!
Эрл с самым серьезным видом поблагодарил мачеху, и она продолжала:
— Можете спросить Луизу, если не верите! Но одну вещь я вам все-таки скажу! Как бы там ни было, мне вовсе не улыбается, если она будет участвовать во всем этом. Луиза в последнем письме так отозвалась о родном брате, что я начинаю понемногу жалеть, что пригласила ее погостить летом у нас в Линкольншире!
После этого она умоляющим тоном попросила мисс Морвилл отыскать ее нюхательные соли, и эрл счел за лучшее удалиться.
То, как быстро он оправился от раны, безмерно удивляло всех, кроме виконта. Отважившись в первый раз выйти из комнаты, Жервез решительно отказался снова улечься в постель, а через несколько дней возобновил и свои прежние прогулки верхом. Впрочем, в этих случаях Улверстон неизменно сопровождал его, даже когда эрл отправлялся нанести светский визит кому-нибудь из соседей, к примеру мистеру и миссис Морвилл.
При этих обстоятельствах было неудивительно, что визит этот прошел в обмене светскими любезностями. Лорд Улверстон, по своему обыкновению, болтал без умолку, а эрл, хотя его приятель и позаботился заранее рассказать ему содержание одной из книг, принадлежащих перу миссис Морвилл, которую в свое время в силу непонятных обстоятельств прочел и посчитал скучнейшей, в беседе с хозяйкой дома ограничился обсуждением военной карьеры ее старшего сына. Ему также удалось избежать досадного промаха и не сделать попытки одурачить миссис Морвилл, заставив поверить в то, что ему в жизни не случалось прочесть более занимательной книги, чем ее роман — свидетельство здравого смысла и житейской опытности, — что заставило мистера Морвилла слегка пересмотреть свое отношение к этому молодому человеку. Тот по-прежнему находил его фатоватым и склонным к суетности и показному блеску, но теперь неизменно добавлял, к тому же довольно доброжелательным тоном, что эрл вовсе не такой легкомысленный, как все эти юные денди, на которых он стремится быть похожим.
Миссис Морвилл с энтузиазмом поддерживала супруга, несмотря на то что он ставил эрла куда выше капитана Джека Морвилла или — о боже, трудно поверить! — даже самого мистера Тома Морвилла, стипендиата Королевского колледжа в Кембридже. Выслушав его, она вздохнула:
— Что же тогда удивляться Друзилле? Боюсь только, ее чувство не взаимно. А обаяние этого человека столь велико, что наша девочка легко могла принять за сердечное влечение обычную светскую любезность. И не побоюсь сказать, мой дорогой, что его исключительный шарм, красота, лоск и манеры способны вскружить голову любой девушке, как бы рассудительна она ни была. Это приводит меня в отчаяние! Скажи, ты не заметил, чтобы он чем-то выдал себя, как-то показал, что питает к Друзилле нечто более нежное, чем обычные дружеские чувства?