50 
Наконец графиня объявила, что готова ехать. Обе дамы заняли свои места в ландолете, лакей предусмотрительно укутал им колени теплым пледом, корзинку с фруктами водрузили на переднее сиденье, Мартин вскочил на своего гнедого жеребца, и кавалькада тронулась.
За приятной беседой время прошло незаметно. Графиня не умолкала ни на минуту. Сначала она долго распространялась о том, как это благородно с ее стороны — привезти больным фрукты из оранжерей пасынка. Потом то и дело призывала мисс Морвилл полюбоваться, как ее сын ловко и красиво держится в седле, а после принялась рассматривать окрестности и очень скоро нашла, что нигде почки так не набухли, как в Стэньоне.
Не успели они оглянуться, как уже показался Виссенхерст. Мартину, увы, так и не представилась счастливая возможность показать себя во всей красе, вызволив дам из лап разбойников или, к примеру, подхватив их из переворачивающегося на ухабах ландолета.
Едва в воротах показался экипаж, как Марианна стремглав выбежала на крыльцо. Услышав, зачем они приехали, она просияла от счастья и высказала глубочайшую признательность в столь пылких выражениях, что вдовствующая графиня была полностью удовлетворена и решилась даже втайне признать, что столь хорошо воспитанная молодая леди, пожалуй, достойна ее дорогого сына. К тому же ее тщеславию немало польстил тот факт, что девушка, видимо, просто пришла в восторг от предложения погостить в Стэньоне.
Все произошло, в точности как и предполагала мисс Морвилл: страх за здоровье единственной дочери заставил леди Болдервуд приказать, чтобы Марианну и близко не подпускали к дверям спальни ее родителей. И бедняжке ничего не оставалось, как в полном одиночестве оплакивать свою горькую судьбу, отказавшую ей в счастливой возможности украсить собой бал в Стэньоне.
Главная трудность заключалась в том, как убедить леди Болдервуд согласиться с их превосходно разработанным планом. Проникнуть к ней не было ни малейшей возможности. Ухаживавшая за ней сиделка была просто-таки огнедышащим драконом. Марианна впала в отчаяние, не зная, что делать. К счастью, мисс Морвилл, похоже, ничуть не опасалась заразиться. Друзилла выбралась из ландолета с такой решимостью, что всем стало ясно — она намерена довести дело до конца. Графиня покамест милостиво приняла предложение Марианны прогуляться по саду, где с тайной радостью убедилась, что он не идет ни в какое сравнение с ее собственным. Через некоторое время там же их и нашла мисс Морвилл, торопившаяся сообщить радостную весть, что леди Болдервуд признательна за приглашение и будет только счастлива, если ее дочь проведет несколько дней в Стэньоне, пока она прикована к постели.
Конечно, на самом деле все это было не совсем так. Леди Болдервуд не очень-то понравилось, что дочь появится без сопровождения матери на первом в ее жизни балу. Но ее супруг лежал больной, а без его поддержки она не решилась ответить отказом. Впрочем, он вряд ли нашел бы что-нибудь неподобающее в подобном предложении, так что они могли со спокойной душой доверить леди Сент-Эр свое единственное сокровище. К тому же ответить отказом на столь великодушное приглашение было бы просто вопиющей невежливостью! Муж только расстроился бы, узнав, что любимая дочка осталась в доме одна-одинешенька, а вот теперь они могут быть довольны: мало того, что дочка будет веселиться, так еще сама вдовствующая графиня обещала присмотреть за ней! На балу в Стэньоне будет самое избранное общество — прекрасный случай показать себя еще до начала лондонского сезона. Право же, весьма разумно! Итак, леди Болдервуд была вынуждена с благодарностью согласиться, но написала коротенькую записочку Марианне. В ней было все, начиная от наставлений, какие всякая заботливая мать дает юной дебютантке, до совета, какие туалеты и украшения взять с собой.
Камеристка Марианны, взволнованная ничуть не меньше юной хозяйки, поспешно укладывала платья в сундук. Однако восторг ее немного омрачило замечание, некстати брошенное вторым лакеем сэра Томаса. Наблюдая за сборами с самым мрачным видом, этот достойный слуга высказал предположение, что ее радость кроется не иначе как в долетевших до Виссенхерста слухах о неслыханной свободе нравов, царящих в замке.
А счастье Марианны не знало границ. Не давала ей покоя только мысль, что милая мама не сможет разделить ее радость. Если бы ей было позволено, она дни и ночи напролет сидела бы около больных родителей, взбивала бы им подушки, но, увы, именно это ей было строжайше запрещено. Так что девушка простодушно подумала, что, может быть, она и впрямь не очень-то нужна им в это время. К тому же родители сами просили ее принять приглашение, ехать в Стэньон и хорошенько повеселиться. Мама, конечно, не удержалась и напомнила, что дочь должна вести себя с подобающей ей скромностью, а также не забыть еще раз поблагодарить милейшую леди Сент-Эр за проявленную доброту. Впрочем, в этом не было особой нужды. Счастье и благодарность и без того переполняли Марианну. Она со слезами бросилась на шею графине.
50 
