Одна из комнат виллы была наполнена изображениями людей, выполненными из камня. Некоторые из изображенных застыли в величественных живописных позах и были полуодеты. Другие фигуры были изваяны не полностью, а лишь по плечи человека. Когда Ауриана медленно, затаив дыхание, проходила мимо этих застывших каменных изваяний, ей казалось, что они своими взглядами тянутся к ней и молят избавить от злого, наложенного на них заклятья. Она почти не сомневалась в том, что они были когда-то живыми людьми, но чары римских колдунов превратили их в камень. На стенах другой комнаты висели, переливаясь яркими сияющими красками, живописные изображения; некоторые цвета напоминали Ауриане несмешанные красители для ткани, которые хранились у ее матери, Ателинды. Здесь были изображены огромные фантастические жилища, похожие на гору, на разных ярусах которой были расположены помещения, населенные людьми. Здесь жили богини с розовыми, исполненными жизни и энергии телами, а также животные никогда не виданные хаттами. На одном таком животном восседал маленький погонщик, а само оно имело огромные уши и длинный змееподобный нос. В следующей комнате пол казался странным образом теплым, будто он был живым. Ауриана стала на колени и прикоснулась к полу руками. Ей показалось, что под этим полом спит огромный огнедышащий дракон. А в небольшом вымощенном камнем дворике стояла огромная чаша с прирученной водой, пойманной и заключенной в каменные русла. Деций, конечно, рассказывал ей о том, что его народ владеет секретом, как пускать воду в свои жилища и использовать ее для своих нужд. Но Ауриана не представляла себе, что струйки воды могут течь чистым серебряным потоком изо рта огромного каменного получеловека-полурыбы, держащего в руке копье с тремя зубьями.
Ауриана подошла к столу, на котором стояли изящные сосуды из матового стекла. Она хотела разбить их. Но у нее не поднималась рука, и девушка застыла, словно парализованная.
«Все эти чудеса надо не уничтожать, а изучать и осваивать. Народ Деция совершает много зла, но он обладает великими секретами и искусством, недоступным даже нашему лучшему умельцу-кузнецу. Римляне создают вещи поразительной красоты. Такие чудеса не могли бы существовать без благословения богини Фрии, великого источника всего живого. Во всем этом есть поразительная величественность, глубокая тайна. А вдруг тем, что мы крушим и разрушаем это великолепие, мы совершаем святотатство?» — думала Ауриана, но тут же она предостерегла себя от подобных опасных помыслов. «Нет, я не должна так думать, это безумие с моей стороны! Все эти вещи — исчадие Нижнего Мира, подземного царства, где обитают злые духи и души нидингов Юга, вскормленных молоком волчицы и упившихся нашей кровью». Противоречивые мысли и чувства боролись в ее душе. В тайне она очень сожалела, что вообще увидела всю эту роскошь и великолепие.
Внезапно Ауриана почувствовала чей-то пристальный взгляд на себе и, резко обернувшись, увидела Вульфстана, который наблюдал за ней с выражением любопытства и легкого презрения во взгляде. Он, правда, не осмелился отчитывать ее за бездействие, но она явственно видела в его глазах осуждение. «Почему ты не ломаешь и не жжешь все вокруг?» — как бы говорил его взгляд. Ауриана почувствовала сильную тревогу: она знала, что Вульфстан непременно доложит о ее странном подозрительном поведении своему отцу Гейзару. И старый жрец, всегда ненавидевший ее, припомнит ей и этот случай, он ведь накапливает факты, готовясь к тому дню, когда наконец открыто выступит против нее перед собранием всего племени с обвинениями в нарушении многих обычаев и законов.
В комнату вошла Фастила.
— Огонь разгорелся слишком быстро, — сообщила девушка, с опаской глядя на Ауриану. — Пора уносить ноги.
По взволнованному виду Фастилы и огонькам гнева, горящим у нее в глазах, Ауриана догадалась, что девушка только что яростно спорила с Вульфстаном, защищая саму Ауриану от его нападок. Фастила была настолько верной и преданной Ауриане, что казалась последней родной сестрой. Они набрали столько сокровищ, сколько можно было увезти на двух лодках. Это были серебряные чаши и блюда великолепной работы, амфоры с золотистым вином, искусно сделанные драгоценные украшения из серебра с топазами, лазуритом и черным янтарем, которые принадлежали богатым римлянкам, жившим в этом доме.
Когда отряд уже покидал виллу, воины вступили в комнату, стены которой были похожи на пчелиные соты — так много в них было ниш на разных уровнях, все эти ниши были заполнены свитками из тончайшей бересты (так, во всяком случае, думала Ауриана), которая была испещрена римскими знаками. Ауриана знала, что Деций умеет читать эти знаки, поэтому она схватила целую охапку легких свитков, вспомнив, как горько Деций сожалел о том, что у него всего лишь одна книга. Когда она принялась заталкивать свитки в один из мешков с серебром и драгоценными вещицами, Вульфстан обернулся и недобро глянул на нее. «Зачем они тебе? — как бы говорил его взгляд. — Они ничего не стоят, это римская скверна!» Но Фастила тоже остановилась и пришла на помощь Ауриане: она схватила целую охапку свитков, подражая подруге, и запихала их в свой мешок.