Особенно,... 
76 
Очень долго единственными звуками, вторгающимися в шорохи и шелест леса, были случайный лязг стали о сталь и топот солдатских сапог по мягкой земле лесной дороги.
Руфин наблюдал за своими солдатами, и они казались ему странными и нереальными существами в тусклом полумраке лунной ночи — с овальными щитами и копьями они походили на полчища огромных жуков, вставших странным образом на задние лапки. Когда они прошли уже полмили, солдат, шедший рядом с первой повозкой, неожиданно споткнулся и сбился со строевого шага: он заметил что-то необычное на земле, похожее на отпечаток гигантского копыта в мягкой почве на обочине дороги.
— Это ведьма! — воскликнул он сдавленным голосом. — Она прошла здесь!
— Ганна! — сразу же пронеслось по рядам римских солдат, и каждый из них дотронулся до висящего на шее талисмана. — Ганна! Ауриния!
Руфин воскликнул резким повелительным голосом:
— Следующий из вас, кто собьется со строевого шага, отведает палки!
Слова прозвучали звонко, далеко разносясь в прохладном ночном воздухе.
В первой повозке находился Тойдобальд, он чувствовал огромную слабость в силу своего преклонного возраста и долгого пребывания в плену. Старик ни на чем не мог сосредоточить свои мысли, находясь как бы в прострации, его сердце сжималось от боли и страха, предчувствуя новые беды. Его захватили в плен через несколько месяцев после смерти Бальдемара, с тех пор — вот уже четыре года — он не имел никаких известий о своих родных и близких. Периоды вялости сменялись в его душе периодами возбуждения, когда, казалось, он сходит с ума: в эти минуты старик явственно видел дух Бальдемара, моливший его покинуть землю и уйти с ним в загробное царство. Но сейчас запахи и шорохи леса возбудили в душе старика мучительное желание жить. Луна, которую он не видел столько лет, представлялась ему сейчас скорбящей матерью, изливающей свою целительную прохладу и золотистый медовый свет в тщетных попытках успокоить души своих детей, утешить их, помочь им. Восходит ли луна над теми краями, куда везут его сейчас?
Руфин тем временем приказал своим людям ускорить шаг. Он полагал, что на рассвете его отряд будет уже вне опасности.
Они приблизились к камню, обозначающему первую пройденную ими милю дороги. Здесь в полумраке возвышалась статуя Домициана, достигавшая двенадцати футов в высоту, изваянная из белого мрамора, она мерцала голубоватыми отсветами в неверном свете луны. Руфину это изваяние показалось смешным в своей дутой величественности; одна рука Домициана простиралась вперед, отеческим жестом указуя в пустоту. Император казался здесь посреди живой трепетной природы окоченевшим глупым истуканом.
«Именно здесь со всей отчетливостью понимаешь, насколько мы чужие на этой земле, — думал Руфин. Может быть, бунтовщики в военном лагере были правы, говоря, что мы оскорбили духов этой земли, воздвигнув статуи братоубийцы на ней. И за это боги и стихийные силы накажут нас, наслав скорую и жестокую кару».
Руфину очень не нравилось то, как внезапно занервничала его лошадь, вспотев от страха и начав грызть удила; неожиданно, странно вскинув голову, она встала на дыбы, так что Руфин еле оседлал ее, крепко натянув поводья. Он бросил взгляд на высокую стену черных деревьев обочь дороги, но ничего не увидел.
«Кстати, почему не слышно лягушек?» — насторожился центурион.
Действительно кругом стояла жуткая тишина.
Из леса слышался тихий свистящий звук, как будто между деревьев с шумом ползла огромная чудовищная змея. Тучи закрыли луну, и все погрузилось в непроглядный мрак. Руфин отдал приказ остановиться.
Однако его крик никто не услышал. Звук его голоса перекрыл жуткий клекот, доносившийся с верхушек деревьев, затем он перешел в пронзительное улюлюканье, такое оглушительное, что от него, казалось, раскалывался череп. У Руфина было такое чувство, будто его отряд своим приближением растревожил огромное гнездо гигантских ос.
«Мы погибли!» — пронеслось в голове Руфина, он знал, что это «баррит» — ритуальный боевой клич хаттов, которым они приветствуют своих богов войны.
Руфин подал сигнал горнисту, и тот протрубил построение в боевой порядок. Легионеры быстро сомкнули свои ряды и закрылись щитами. Руфин спрыгнул с коня и занял место на самом краю первой шеренги: он считал, что центурион обязан сражаться плечом к плечу со своими солдатами.
76 
