Особенно,... 
133 
— Лед растаял в ту ночь, только поэтому стервятник продолжает жить и живет как царь.
— Ничего, скоро этому будет положен конец! — прошептала Ауриана перед тем, как стражники толкнули ее вперед.
Эрато заметил, что пленные хатты были чем-то взволнованы. Когда ему доложили, что они не дали школьным цирюльникам обрезать им волосы и что при виде Аурианы они произносили какие-то заклинания или молитвы, он по совету своих помощников не придал им значения. Все эти вещи были вполне безвредны сами по себе, а его вмешательство, сказали помощники, может нанести непоправимый вред, вызвав бунт.
День поединка с Аристосом становился все ближе и ночи для Аурианы проходили в постоянной борьбе со своим внутренним голосом, тихим, но настойчивым, выдвигавшим все новые и новые аргументы против поединка. Лежа в темноте с открытыми глазами, она думала о Марке Юлиане. Он казался ей таким близким, что все ее тело напрягалось и дрожало сладострастным трепетом, словно струна лиры после того, как ее ущипнули. В тишине ночи к ней опять подкрадывался золотой туман, настойчивый призрак наслаждения, от которого начинали сладко ныть ее чресла, ей казалось, что она явственно ощущает на своей шее жаркое дыхание Марка Юлиана и слышит, как он, задыхаясь от страсти, шепчет ей ласковые, нежные слова. В это время она вовсе не походила на создание, одержимое лишь жаждой убить Аристоса. Однако с наступлением рассвета верх брал зов предков. Каждое утро ей приходилось изгонять из себя память о Марке Юлиане и заново зажигать в себе пламя мести. Днем ее решимость была крепкой и нерушимой, как скала с ее отражением в воде стоячего пруда — образец цельности и совершенства. Но когда она задумывалась, воспоминание о Марке Юлиане камнем падало в эту спокойную воду, и образ оказывался замутненным, покрывался рябью и исчезал.
В первые дни размолвки с Императором дела на службе у Марка Юлиана шли как обычно, и ему трудно было определить, какие меры против него были приняты. Но на исходе второго месяца с того дня, как Домициан пригласил его на спуск судна он был отстранен от должности без объяснения причин. В течение трех дней после этого несколько человек, ранее рекомендованных им на различные должности были уволены под различными надуманными предлогами. Друзья и родственники клиентов, чьи дела он вел в суде, начали постоянно проигрывать свои тяжбы. Перестали устраивать государственные банкеты, причиной чего Марк Юлиан считал нежелание Домициана видеть его за своим столом. Кроме того, Император не хотел, чтобы все узнали о его разрыве с Первым советником. Затем Император потребовал от него заключений по поводу новых законов и интерпретации старых. Марк Юлиан исполнил требуемое и разослал свои заключения по соответствующим инстанциям. В первую очередь он отправил свои труды Домициану, который все возникающие вопросы стал решать с магистратами, хотя вполне мог выяснить все, призвав Марка Юлиана, который находился рядом в своем кабинете во дворце.
— Он делает вид, что меня уже не существует! — мрачно заметил он Диоклу по этому поводу.
Марк Юлиан решил проверить, насколько упал его авторитет и сразу же получил весомые доказательства: сразу после того, как он попросил о личной аудиенции у Домициана, секретарь Императора объявил ему об отказе. Марку следовало идти в канцелярию, подавать прошение и ждать своей очереди как обычному гражданину. Слухи о том, кто пользовался расположением Императора и кто утратил его, распространялись со скоростью огня в сухой степи. Как только клиенты стали узнавать об этом неслыханном унижении Первого советника, они начали десятками покидать Марка Юлиана и искать покровительство у патронов с более устойчивым положением. Благосклонность Императора походила на дождь для урожая — ничто не процветало без нее. Однако это не особенно огорчило Марка Юлиана, потому что он знал — его бросили лишь те, кто нуждался в нем, чтобы получить очередное повышение по службе, занять тепленькое, доходное место. Вид этих крыс, бросившихся врассыпную, даже по-своему развеселил Марка Юлиана, ведь это никак не могло повредить его планам и отсрочить смерть Домициана, поскольку все пружины тайных замыслов уже были приведены в действие.
Ему удалось заручиться поддержкой более чем половины преторианских военачальников разных рангов, и этого было вполне достаточно, чтобы обеспечить сравнительно бескровный переход власти. По крайней мере, он сделал все возможное и даже больше, предоставив остальное на волю богов. Судьбоносный день уже был выбран — второй после августовских ид. В этот день в городе должны были находиться двадцать наиболее влиятельных сенаторов, готовых провозгласить Нерву Императором. Против всех обычаев и традиций Сенат по требованию Домициана продолжал заседать, ибо Императору не терпелось начать после краткой передышки новую волну преследований и расправ.
133 
