— Именем Венеры, как они к тебе попали?
— Об этом мы поговорим в следующий раз, — Марк Юлиан понимал, что нужно спешить, иначе их затянувшийся разговор наедине вызовет ненужные домыслы. — Если ты примешь участие, то мы будем двигаться в осуществлении наших планов так быстро, как ты только пожелаешь. И еще я хочу, чтобы ты знала — к тебе скоро придет помощь.
Марк Юлиан улыбнулся в сторону преторианца, который стоял, опершись на копье и изнывая от скуки.
— Я хочу признаться тебе, что ненавижу и боюсь его больше самой смерти! — прошептала Домиция Лонгина, и в ее глазах вспыхнули огни, которые говорили, что в ее прелестной головке может скрываться гнев Медеи. — Рабы в серебряных рудниках, даже ослики, которые ходят по кругу на мельницах — и те живут свободнее меня! Лучшим подарком для меня будет возможность самой увидеть, как он умирает! Пусть перед своей смертью это чудовище узнает, что и я приложила к этому руку, но я буду жить и дальше! Знай это, Марк Юлиан. Пока в городе будет траур по моему выкидышу, в тайне я буду возносить молитвы благодарности Юпитеру. А в действительности я сама избавлюсь от этого плода с помощью сосновой вытяжки. Я рискую своей жизнью, потому что не хочу производить на свет отродье этого негодяя. Теперь ты не сомневаешься в моей преданности вашему делу?
— Моя повелительница, пожалуйста осторожнее! За нами наблюдает преторианец!
Марк Юлиан быстро шагнул вперед и закрыл своей спиной Домицию Лонгину от любопытных взглядов гвардейцев, которые по взволнованному виду императрицы могли заподозрить что-то неладное.
— Я могу о многом поведать. Через Кариния я сообщу, какие меры предосторожности ему рекомендуют принимать астрологи во время поездок в экипаже. Мы можем…
— На сегодня хватит. Все отлично. Главное — не забегай вперед. А теперь слушай меня внимательно. Мы будем поддерживать связь между собой посредством книг. Это будет выглядеть вполне естественно — ты строишь библиотеку, а все знают о том, что у меня в Александрии есть источники, снабжающие меня редкими книгами и древними рукописями. Но я должен попросить об одном одолжении. Это не терпит отлагательств.
— Я ни в чем не могу отказать тебе, ведь ты вернул меня к жизни.
Домиция Лонгина горела желанием обязать его этой услугой, она чувствовала, что Марк Юлиан не такой человек, чтобы забыть об этом. Позднее, в нужный момент он отплатит ей сторицей.
— Если все сделать четко, то никакой опасности не возникнет.
Он быстро изложил свой план освобождения Аурианы, вернее, ту его часть, в которой должна была принять участие Домиция Лонгина.
— И кто же это несчастное, покинутое всеми создание, которое, однако, вовсе не такое уж несчастное, если пользуется твоей защитой?
— Тебе лучше поменьше знать об этом.
Императрица нахмурилась. Отважная и решительная женщина в ней исчезла, уступив место капризной девушке, смотревшей теперь на Марка Юлиана ласковыми, невинными глазами.
— Я соглашусь на это только в том случае, если ты разделишь со мной свое ложе.
Проклятье Немезиде! Она уже ревнует Ауриану и совсем забыла об опасности. Что с ней произошло? Диокл был прав — у нее в голове пух вместо мозгов.
— Моя повелительница, при всем моем желании и глубочайшем уважении… но ты ставишь меня в чрезвычайно щекотливое положение и подвергаешь себя огромному риску.
Домиция Лонгина, не выдержав, весело расхохоталась, а в ее глазах он прочитал мягкий упрек. «Какой же ты глупец, — говорили они, — если принял всерьез эту шутку!» Однако ей не удалось смутить Марка Юлиана, на лице которого появилась участливая, почти жалостливая улыбка.
«Эта страсть к мести даже в мелочах очень может пригодиться нам в будущем», — подумал Марк Юлиан.
— Я спросила об этом, чтобы проверить тебя — не является ли эта женщина твоей возлюбленной, — сказала Домиция Лонгина, и ее голос прозвучал очень легко и мелодично, словно маленькие серебряные колокольчики. — Я подумала: не хочешь ли ты просить об этом как о личном одолжении.
— Ты уже сказала, что я вернул тебя к жизни. Сделай это для меня, и мы будем квиты.
У Домиции Лонгины перехватило дыхание. Ее глаза стали вдруг очень серьезными. Марк увидел — его ответ пришелся по душе своей откровенностью.
— Я должен добавить, — сказал он с улыбкой, — что ее исчезновение приведет Домициана в настоящее бешенство.