Особенно,... 
66 
Сквозь столу из прозрачного карнелийского шелка просвечивали соски ее грудей, накрашенные румянами. Застежки столы были украшены эмеральдами. Глаза Юнилла подвела зеленой ярью-медянкой, и они поблескивали, придавая ей сходство со змеей. Прическа ее состояла из ровных, строго параллельных рядов из мелких кудрявых локонов, на завивку которых горничные убили полдня. Было впечатление, что все эти безупречные геометрические линии создавались архитектором, а не парикмахером.
Периоды, когда Император одаривал ее своей благосклонностью, обычно были кратковременными, не более нескольких дней и ночей. Ее совершенный маленький ротик, темные варварские глаза и вообще вся внешность оставались неизменными, и время казалось бессильным оказать на нее свое тлетворное влияние. Однако именно это и создавало впечатление неестественности, словно лицо Юниллы было набальзамировано особым составом. К тому же было очень нелегко приноровиться к ее переменчивому характеру, отличавшемуся крайней взбалмошностью. Она в один миг могла превратиться из покорной овечки в свирепую тигрицу. И если в первые часы общения эти черты возбуждали мужчин, то затем они очень быстро вызывали раздражение и отвращение. Домициан не был исключением. Он расставался с ней очень решительно. Но к своей досаде он вынужден был в глубине души признать, что главной причиной, которая заставляла его снова и снова укладывать эту вздорную и кокетливую красотку в свою постель — это то, что когда-то она была женой Марка Юлиана.
В настоящий момент влечение Домициана к Юнилле не миновало еще своего апогея, и поэтому она представляла серьезную опасность. В такое время Домициан прислушивался к ее злобным наветам, и Марк Юлиан обязан был это учитывать.
Звериным чутьем Юнилла почувствовала его тревогу при упоминании о Кораксе. Со спокойствием кобры, приготовившейся к прыжку, она медленно повернула голову в его сторону, и Марк Юлиан своим затылком ощутил ее цепкий как когти ястреба взгляд.
Домициан вдруг утратил интерес к Монтанию и повернулся к Марку Юлиану.
— Что гложет тебя, мой добрый друг? — усмехнувшись, спросил он и с грубой фамильярностью положил руку на плечо своего Первого советника. — Когда ты предаешься мечтаниям, мне становится не по себе! Спустись с Олимпа хотя бы на один день и снизойди до нас, смертных. Повеселись с нами. Побейся со мной об заклад! Я настаиваю! Но на этих мы, конечно, держать пари не станем. Гладиатор с сетью упадет, стоит его противнику лишь чихнуть. Побьемся на следующую пару. Монтаний, тебе не кажется, что ему никак не помешает держать пари на победителя в следующей паре? Как ты думаешь? И вообще — думаешь ли ты, Монтаний?
Монтаний вздрогнул и очнулся от дремоты, смущенный тем, что не ответил сразу же.
— Прекрасная идея, мой повелитель. Я всегда говорил, что нашему, дорогому Марку Юлиану почаще следует приходить сюда и вообще бывать с нами, смертными.
Он тут же примолк, стушевавшись под ледяным взглядом Домициана, и стал лихорадочно перебирать свои слова, стараясь понять, что же в них было неподходящего.
— Своим отсутствием я вовсе не хотел кого-либо обидеть, — тихо сказал Марк Юлиан.
Его улыбка была не совсем понятна Домициану. Такая кроткая реакция наверняка разозлила бы его, если бы весь облик Марка Юлиана не излучал совершенно серьезной искренности и непосредственности.
— Но ты ведь знаешь, — продолжил он, — что традиции моей семьи запрещают держать пари на жизнь мужчины.
— Тогда побейся об заклад на жизнь женщины. Ну что, ловко я тебя поймал? В следующей паре будет выступать та ненаглядная амазонка, не так ли? — Император наклонился к списку пар, написанному золотыми буквами на папирусе, который держал Монтаний, и притворился, будто читает его. — Поставь на нее пятьсот сестерций. Ну что ты раздумываешь? Все сделали ставки на ее соперника, а ей нужна твоя помощь.
Марк Юлиан услышал шуршание подушек кушетки позади себя. Очевидно, Юнилла прислушивалась к их разговору и выбирала удобный момент, чтобы нанести неожиданный удар.
Марк Юлиан добродушно улыбнулся.
— Стало быть, я должен ставить на заведомый проигрыш? Ты думаешь, что если я разорюсь, это развеселит меня?
Юнилла рассчитывала на то, что Марк Юлиан выдаст свое возбуждение, но его спокойная реакция вывела ее из себя. Она все еще желала Марка Юлиана, но уже не могла удовлетворить свою страсть и от этого еще сильнее ненавидела его. Своим изощренным чутьем она ощущала, что между Марком Юлианом и Аурианой существовала какая-то связь, которая в ее воспаленном воображении приобретала совершенно чудовищные очертания. Вспоминая о своей жизни с Марком Юлианом, она во всем винила его, даже в смерти их младенца. Она отказывалась даже думать о причастности к этому делу Нерона, который, несмотря на всю свою циничность в отношении к ней, все же оставался покровителем и защитником ее юных лет.
66 
