76 
– Вы не сделаете этого, – сказала Кейт.
– Мы его подсидим, – повторил Холл.
– Тогда не вините меня, если он заговорит, – сказала Кейт. – Он не дурак.
– Иначе говоря, он знает о продаже «Баттерсону»? – спросил Холл. – Что, может быть, уже все знают об этом?
Он обдал ее неприязненным, испытующим взглядом, однако он слишком уважал ее, чтобы попусту терять время. Ведь они единомышленники, им обоим наплевать на Андерссона, только стараются они каждый ради своего человека – в этом вся разница. У Холла не было времени долго раздумывать, его мысли приняли определенное направление. – Он играет в покер? – спросил он. – Да, – ответила Кейт.
– И хорошо играет?
– Он ни во что не играет хорошо.
– Насколько я понимаю, – сказал Холл, – с карточным долгом человеку не до баб. Вам придется вечером сесть за карты, мистер Крог. Его нельзя отпускать в Англию.
– Вечером мы с Тони уходим, – сказала Кейт.
– Если не карты, то мы ему что-нибудь подстроим, – сказал Холл. – Ему нельзя уезжать из Стокгольма.
Он стоял застывшим столбиком бурого едкого дыма. Носки его замшевых туфель заострились, от злости набрякло пальто. – Я спокоен, – сказал он, – и я прослежу, чтобы мистер Крог тоже не беспокоился.
– Нужно ли это понимать так, что вы хотите составить нам компанию за ужином? – с вызовом спросила Кейт.
– Я приду, – заверил Холл. – Можете не сомневаться. Бурый столбик едкого дыма, туго перекрученный злостью, – он крепко стоял, этот добровольный цербер дворцов из стекла, заводов в Нючепинге, лесопилен на севере.
***
Холл поднялся и закрыл окна, двойными рамами прогнав вечернюю сырость.
Энтони поставил две кроны, Крог четыре.
– Я кладу карты, – сказала Кейт. – Мне сегодня что-то не везет. Холл вернулся к столу. На своем веку он переиграл столько партий, что уже не следил за выдержкой, и это не был блеф, он не играл комедию, а просто умел отключиться и думать о другом. Он стремительно надбавлял ставку и погружался в долгое недоверчивое молчание. – Удваиваю, – он в упор смотрел на Энтони, совершенно не интересуясь, что у того в руке. Его занимали совсем другие мысли, и, когда пришла его очередь, он не раздумывая сбросил подвернувшуюся карту (у него были две десятки пик, четверка и двойка бубен и трефовая шестерка). – Беру одну, – сказал он, сбрасывая шестерку. Он не учитывал возможности, как полагается игроку, играл наобум; он рассчитывал только на слабость противника, ни о чем не думал. Против сильного игрока он непременно проигрывал, зато среднего или слабого неизменно побеждал. Взятую карту он даже не удостоил взглядом (это была тройка червей).
– Беру три, – объявил Галли. – Карты привели его в радужное настроение, он был убежден, что разгадает любой блеф. – Военный атташе забывает об осторожности, – хохотнул он, обежав присутствующих светлым зайчиком монокля. – Военные хитрости, ха-ха! – но безучастность Холла заставила его прикусить язык.
– Удваиваю, – сказал Холл.
За спиною Энтони Кейт прошла к окну. В его невезучей сильной руке она увидела три девятки, валета, двойку. По собственному убеждению, он играл трезво, не блефовал по крупной, зато обязательно передерживал самую малость, и либо его просили открыть карту, либо он сам не выдерживал высоких ставок Холла и пасовал. Он только один раз выиграл. – Да-а, – напуская туману, протянул Галли, – тут надо подумать. – Еще удваиваю, – сказал Холл. Она взглянула в его сторону: одну руку он плашмя выложил на стол, другую держал на коленях, тесным веером зажав в ней карты; он не отрываясь смотрел на Крога. При каждой ставке Галли заглядывал в свои карты.
За окном прошел пароход, помаргивая огнями в низком сером тумане; он прошел под отражением игроков и за головою Холла канул в ночь. На том берегу просверленными дырками зияли освещенные окна рабочих квартир. – Посланник уехал в отпуск? – спросила Кейт. – Он всегда к первому числу ездит в Шотландию, – ответил Галли. – На это время я пускаюсь в кутеж. Вы охотитесь, Фаррант? – Да, – сказал Энтони, избегая смотреть в сторону Кейт, – я надеюсь застать несколько дней.
– Едете домой?
– Завтра.
– На море сейчас неспокойно, – сказал Галли. – Плаваете хорошо?
– Не очень.
– Не рискуешь – не добудешь, – посочувствовал Галли. – У меня к воде недоверие, ха-ха! Сыроежка Траверс на днях звал к себе. Он откупил участок для охоты.
– Еще удваиваю, – сказал Холл. Он пропускал мимо ушей разговоры и с тем же сосредоточенным видом, какой у него был в уборной на самолете, одну за другой курил сигареты, выпуская через нос бурый табачный дым. – Пасую.
76 
