Особенно,... 
30 
Ратне не верилось, что она направляется в Хардвар, где вновь увидит Нилама. Она заставит его сказать, где найти Амита, и заберет свою дочь.
Впрочем, сейчас она думала не о будущем, а о настоящем: о том, не перевернется ли лодка, смогут ли они благополучно причалить к берегу. Она ни о чем не спрашивала, но, чувствуя ее волнение, Арун заверил, что справится: он родился на берегу реки и в детстве часто плавал в гуфе.
Сона молчала, лежа на дне лодки. Казалось, она потеряла чувство времени, ее мысли растворились в ночи, и она не видела перед собой ничего, кроме великолепных небесных чертогов. Но такое забвение было только на пользу.
На рассвете они причалили к какому-то берегу. Кругом простирались желто-серые поля, вдали виднелась кучка приземистых, наполовину скрытых деревьями хижин.
При виде деревянного колеса с привязанными к ободу глиняными кувшинами, каким испокон веков подавалась вода на посевы, тащивших соху быков и тощих, словно высушенных зноем крестьян в набедренных повязках или рубахах из кхаддара[45], Арун почувствовал ностальгию. Едва ли ему когда-то доведется увидеть своих родных! Юношу успокаивало лишь то, что он сделал для них все, что мог.
Путники отправились в деревню. Они так устали, что даже не разговаривали.
Захолустное селение казалось сонным. Узкие улочки были зажаты глинобитными стенами, кое-где виднелись старинные колодцы. В пыли возились полуголые дети и бездомные собаки. Найдя более-менее приличный дом, Арун попросил у хозяев приюта до следующего утра.
Как всегда, рупии открывали любые двери. Пока женщины приводили себя в порядок и отдыхали, Арун узнал, где можно нанять повозку, и прикинул маршрут. Им предстоял долгий путь с остановкой в разных местах. Сейчас прежде всего нужно было добраться до ближайшего крупного города.
Когда он вернулся, Сона и Ратна выглядели оживленными и посвежевшими. Пища была простой, а вода не слишком вкусной, но они радовались и этому. Остаток дня беглецы обсуждали подробности грядущей поездки и возможные трудности. А потом наступила ночь.
Конечно, Арун куда охотнее уединился бы с Соной не здесь, но выбирать не приходилось. Поскольку в этом чужом доме было слишком много народа, ему пришла в голову мысль переночевать в саду под большим фиговым деревом.
Он взял подушки и циновки, и Сона беспрекословно последовала за ним. В брачной ночи, проведенной под пологом звездного неба, таилось что-то возвышенное и судьбоносное, пусть даже в воздухе разносилось не только благоухание цветов, но и запах сжигаемого навоза, используемого бедняками вместо топлива.
Арун все еще терзался своей опрометчиво выданной тайной, тогда как Сона смотрела на него совсем другими глазами. Ее жизнь в печальном вдовьем царстве была схожа с существованием жалкой сухой травинки в выжженной солнцем степи.
Теперь же в жизни Соны вновь появился мужчина, «земной бог женщины», и она отдала свою судьбу в его руки. Девушка знала, что всегда будет помнить о том, что он взял ее в жены без единой рупии приданого. Она не могла принести в дар мужу даже свою девственность.
А еще у нее были острижены волосы, а под кожей проступали ребра, поскольку, как и положено вдовам, Сона ела один раз в день – пресные лепешки или ничем не приправленную чечевицу. Да и этой скудной пищи никогда не было вдоволь.
Арун же впервые ложился с женщиной, для овладения которой ему не был нужен ни опиум, ни мучительные усилия над собой. Он мечтал, как они ночь за ночью станут отдаваться взаимной страсти, не заботясь о том, чем это оплачено и что ждет их впереди, и думая лишь об одном: как продлить эти мгновения до бесконечности!
– Ты рада? – смущенно произнес Арун, взяв жену за руку.
– Да. Теперь у меня есть все.
– Кроме домашнего очага, богиней которого ты должна стать. Я надеюсь, скоро у нас появится и дом, и все остальное.
Сона кивнула. Она ни о чем не расспрашивала, просто смотрела на мужа, всецело доверяя ему. Он был человеком, не только вызволившим ее из пут вдовства, но и принявшим на себя груз ее вины. Ее благодарность была безмерной. Впрочем, как и любовь.
Арун размотал ее сари и перед тем, как перейти к чему-то более интимному, взял лицо Соны в ладони и заглянул в глаза, словно хотел увидеть ее душу. Прочитав там безмолвное согласие, порывисто и крепко прижал девушку к груди.
Сона никогда и ни перед кем не раздевалась полностью, а сейчас на ней не было даже нижней юбки и чоли[46]. Так хотел ее муж, и она покорялась ему. Его ладони двигались по ее коже, будто две лодки по глади воды. Сона впитывала каждое прикосновение Аруна и внимала ему, но не радостно, а испуганно и тревожно. Осознав ее неопытность и почувствовав страх, он исполнился нежности и ласкал ее трепетно, осторожно, почти целомудренно.
30 
