Сначала, вроде бы ничего, но потом стало скучно, ггероиня оказалась какой-то противной... 
89 
У двери комнаты Тристан задержался, жестом велел молодому стражнику уйти и поднял засов.
Женевьева, вся в белом, неподвижно лежала на постели. Волосы ее разметались, и в чреслах Тристана вспыхнул жар при мысли о том, как эти золотистые пряди обвиваются вокруг его руки, накрывают их обоих, скользят по бедрам… Испугавшись, Женевьева обернулась, схватила подушку и прижала к себе. Ее серебристые глаза широко раскрылись.
«Она сразу узнала шаги, поняла, кто идет, даже не глядя на дверь, и все-таки удивилась, поскольку никто не знал, когда я вернусь, — думал Тристан. — Так рада она или нет?» Оба молчали. Тристан подошел к Женевьеве, присел на постель, взял ее за подбородок и вгляделся в нее.
Красота девушки ничуть не померкла: серебристые глаза, белоснежная кожа, розовые, как лепестки розы, губы… Но присмотревшись, он заметил перемену: Женевьева была бледнее, чем обычно, и осунулась.
— Ты больна? — спросил он. Она попыталась высвободиться, и Тристан не удерживал ее. Обняв подушку, девушка прислонилась к изголовью кровати с таким видом, словно перед ней заклятый враг. — Я спрашиваю, ты больна?
Она покачала головой.
— Иди сюда.
Женевьева вздрогнула, а в ее изумительных глазах полыхнул огонь.
— Что вы о себе возомнили, милорд де ла Тер? Вы пропадаете на несколько месяцев, затем возвращаетесь и…
— Мои дела вас не касаются, миледи. Довольно и того, что я здесь. — Он притянул ее к себе. Она яростно выругалась, но Тристан только рассмеялся и поцеловал Женевьеву так жадно и страстно, что у нее перехватило дыхание. А когда он поднял голову и снова взглянул на нее, она показалась ему еще прекраснее: ее глаза ярко блестели, влажные губы приоткрылись, грудь высоко вздымалась под белой тканью.
— Отпусти!
— Не могу.
— Сейчас еще день…
— Я соскучился по тебе.
— Не сомневаюсь! Ты побывал при дворе Генриха, затем вновь затеял войну — сражался, жег, грабил, убивал, насиловал…
— А, так ты ревнуешь? Тебе хочется знать, кого я насиловал? — Тристан рассмеялся. — Миледи, да будет вам известно: большинство женщин были бы рады стать моими жертвами.
— Самодовольный болван! Ублюдок! Мне все равно! Отправляйтесь к ним, а меня оставьте в…
Она осеклась, прижала ладонь к губам и судорожно сглотнула. В ее глазах отразились отчаяние и тревога.
— В чем дело? — насторожился он и разжал объятия. Она проворно вскочила с постели, дрожа и продолжая зажимать рот. — Женевьева, если ты сейчас же не…
— Прошу, умоляю — оставь меня на минуту!
Растерянный Тристан встал. Хрупкая и взволнованная, она еще больше побледнела.
Догадка пришла к нему не сразу. Как в полусне, он направился к ней. Женевьева попыталась ускользнуть, но деваться было некуда. Тристан расстегнул ее ночную сорочку, подхватил ладонью грудь и заметил, что тонкие синие жилки на ней стали заметнее, а соски потемнели и набухли… Так же деловито он провел ладонью по ее животу, и Женевьева вздрогнула, как зверек, попавший в ловушку.
— Будь ты проклят! — крикнула она. — Уходи! Меня тошнит!
Тристан задрожал, сердце его сжалось от боли, перед глазами замелькали кровавые пятна…
— Я сверну тебе шею!
Никогда еще Женевьева не слышала в голосе Тристана такой безудержной ярости. Она была испугана и совершенно беспомощна, каждое утро ее тошнило и преследовали мысли о том, что жизнь никогда уже не вернется в обычную колею, а все надежды на будущее погибли.
— Это не моя вина, — спокойно заметила она. Тристан молча устремил на нее суровый взгляд. Женевьева не знала, как он воспримет новость, но ничего подобного не ожидала. Ей казалось, что Тристан посмеется, а он рассвирепел. В мертвенно-холодных глазах Тристана сверкнула такая ненависть, что у Женевьевы душа ушла в пятки. — Но не беспокойся, это тебя не касается. — Поскольку он молчал, девушка добавила первое, что пришло в голову: — Меня можно убить и таким образом избавиться от него.
Он ударил ее наотмашь. Она рухнула на колени и вскрикнула; Тристан рывком поставил ее на ноги.
— Никогда, слышишь, никогда больше не говори об этом! Ты сама понимаешь, что сделать уже ничего нельзя. Клянусь всеми святыми, если ты хоть что-нибудь предпримешь, я покажу тебе, что значит жестокость. Я спущу с тебя шкуру!
Тристан покинул комнату.
Глава 17
В нем проснулись мучительные воспоминания, боль рвала его на части, и казалось, будто в череп вонзился меч. Он спускался по лестнице, обхватив руками голову, смутно припоминая, что сказал и как ударил ее, и презирал себя за это. Но исправить Тристан ничего не мог, поэтому ощущал только боль. Его сапоги гулко стучали по ступеням. На площадке он схватился за стену, постоял и быстро сбежал в большой зал. Джон и Эдвина сидели перед очагом. Оба обернулись, но Тристан даже не заметил их и пошел во двор, не обернувшись на оклики Джона.
89 
