И с этими словами Илейн бросилась прочь. Ей очень хотелось устроить Куре разнос, но она передумала. Кура просто насладится ее вспышкой гнева и, возможно, отпустит несколько колких замечаний по поводу игры своей соперницы. В конце концов, Илейн прекрасно знала, что играет не идеально. Кура сделает поминальную церемонию гораздо более торжественной. Один ее вид ошеломляет.
Поэтому вместо этого Лейни решила съездить к Лероям и навестить Тима, как уже поступала каждый день. Она знала, что в городе говорят об этом, причем люди отчасти придерживались мнения, что она просто выполняет свой христианский долг, а другие шептались, что мисс Лейни, без сомнения, решила заарканить сына богатого владельца рудника. Тот даже в качестве калеки по-прежнему хорошая партия…
Но спокойнее всех остальных реагировали шахтеры. Они часто видели, как Тим стоял у пианино в пабе, а некоторые знали о его упорном, но до сих пор безнадежном ухаживании за девушкой. И теперь каждый день спрашивали Лейни о его состоянии.
В такие минуты Илейн подбадривала мужчин, предлагая им тоже навестить Тима, что многие и делали. Расчет миссис Лерой оправдался. В маленьком госпитале Тим хотя бы не был полностью отгорожен от мира, и визиты друзей развлекали его. А необходимость в этом была, несмотря на то что он старался не подавать виду. Он ждал эксперта из Крайстчерча, но у того, похоже, было слишком много дел. Тим же очень рассчитывал на него.
До него уже успел дойти предварительный диагноз доктора Лероя, хотя Лейни, равно как и миссис Лерой, выражались весьма туманно. Да и сам доктор старался держать свои самые пессимистические прогнозы при себе. Однако мать Тима была очень несдержанной женщиной. Нелли Ламберт приходила к сыну каждый день и, казалось, считала своим долгом проплакать при нем целый час. Когда шестьдесят минут истекали, она быстро прощалась и уходила, неуклюже натыкаясь на его кровать. Тим пытался смотреть на ситуацию с юмором, однако это было непросто, поскольку он каждый раз испытывал сильную боль при малейшем движении. После этого проходил не один час, прежде чем спазмы, терзавшие его тело, унимались. Миссис Лерой прекрасно знала об этом, и, поскольку, ухаживая за ним, она постоянно причиняла ему боль, женщина предлагала Тиму морфий. Однако он отказывался.
— Может быть, у меня и переломаны ноги, но это еще не повод дурманить себе голову! Я знаю, что в какой-то момент от него невозможно будет отказаться, миссис Лерой, а я этого не хочу!
Впрочем, иногда боль становилась настолько сильной, что ему требовалась вся сила воли, чтобы не закричать. Тогда миссис Лерой давала ему снотворное, а Лейни сидела рядом с ним, ждала и осторожно держала его за руку. Ее нежные робкие прикосновения Тим переносил легче всего; она никогда не хватала его слишком сильно. Даже когда она давала ему попить или вытирала лоб от пота, выступившего после приступа боли, прикосновения девушки оставались легкими, словно перышко.
В тот день Тим пребывал в хорошем настроении, поскольку специалист из Крайстчерча наконец назначил дату обследования. Оно должно было состояться на следующий день после поминальной церемонии. Тим радовался и улыбался, слушая о том, как Лейни злится на Куру и преподобного отца.
— Когда-нибудь вам придется рассказать мне, что вы имеете против этой девушки-маори, которая играет на пианино у Пэдди Холлоуэя! — поддразнил он ее, но тут же умолк, увидев, как окаменело лицо Илейн. Она всегда реагировала так, когда он спрашивал ее о прошлом. — Посмотрите на это с другой точки зрения, Лейни. Теперь вам нет нужды идти на эту поминальную церемонию, вы можете вместо этого составить компанию мне. Миссис Лерой будет рада. Она так беспокоится, что я впаду в депрессию, если она оставит меня одного. С другой стороны, будучи женой врача, она не может уйти. Она чуть не спросила мою мать, не посидит ли она со мной. Но та ни в коем случае не упустит шанса продемонстрировать свой новый кружевной костюм и согбенную от горя фигуру. Вчера она уже надевала его, когда приходила ко мне. Надеюсь, это не войдет у нее в привычку.
И Илейн действительно осталась с Тимом, что еще сильнее подхлестнуло городских сплетниц. Однако миссис Лерой, застав двух дам за болтовней, раздраженно поинтересовалась, в чем, собственно, дело.
— Человек едва способен шевельнуться! Постыдились бы подозревать его в каких-то неприличных действиях!