Женщина была еще не старая, хотя ей было далеко за тридцать, а может быть, лет сорок с небольшим, и лишь слегка под хмельком, в добродушном, общительном настроении. Ее вид наводил на мысль о матери, кормящей грудью младенца, но если эта женщина и рожала детей, то она все же не давала себе опускаться и продолжала следить за собой. Об этом свидетельствовали ее накрашенные губы, а также уверенность, исходившая от всего ее крупного тела. Она была полная, но не расплылась и сохранила фигуру – это было очевидно любому знатоку.
Хейл принадлежал к таким знатокам. Он был мужчина небольшого роста и взирал на нее с завистливым вожделением поверх движущегося желоба с опрокинутыми в нем пустыми стаканами, поверх пивных кранов, между плечами двух официантов в общем зале бара.
– Спойте мне еще. Лили, – сказал один из тех, кто был с ней, и она начала:
- Той ночью, в аллее,
- Лорд Ротшильд мне сказал…
Она никак не могла пропеть больше нескольких строк. Ей было смешно, это мешало ей петь в полный голос, но она помнила множество разных баллад. Ни одной из них Хейл никогда раньше не слышал; поднеся рюмку к губам, он с тоской смотрел на нее, а она запела новую песню.
– Фред, – произнес чей-то голос позади, – Фред.
Джин выплеснулся из бокала Хейла на стойку бара. Из дверей на него пристально смотрел юноша лет семнадцати. Потертый щегольской костюм, служивший так долго, что материал его совсем износился, лицо, исполненное жадного напряжения и какой-то отталкивающей и противоестественной гордыни.
– Какого тебе Фреда? – спросил Хейл. – Я не Фред.
– Это неважно, – ответил юноша. Он повернулся к двери, оглядываясь на Хейла через узкое плечо.
– Куда ты?
– Сообщить твоим приятелям, – ответил юноша.
Они были в зале одни, не считая старика посыльного, спавшего над пинтой выдержанного некрепкого пива.
– Слушай, – сказал Хейл, – хочешь выпить? Иди сюда, садись и выпей.
– Мне надо идти, – ответил юноша. – Ты ведь знаешь, я непьющий, Фред. Ты вроде многое забыл?
– Ну разве нельзя выпить чего-нибудь безалкогольного?
– Только быстро, – согласился юноша. Он все время смотрел на Хейла не отрываясь, с интересом, словно охотник, выслеживающий в джунглях какого-то полулегендарного зверя: пятнистого льва или карликового слона, – прежде чем убить его. – Грейпфрутовый сок, – сказал он.
– Ну спойте же еще. Лили, – умоляли голоса в общем зале. – Спойте еще одну, Лили. – И юноша впервые отвел глаза от Хейла и посмотрел через стеклянную перегородку на пышные формы женщины.
– Двойную порцию виски и один грейпфрутовый, – сказал Хейл, взял бокалы и отнес их на столик.
Но юноша не пошел за ним. Он с гневным отвращением смотрел на женщину. Хейл почувствовал, что ненависть, обращенная к нему, на мгновение ослабла, будто с него сняли наручники и теперь они сомкнулись на чужих запястьях. Он попробовал пошутить:
– Душа бабенка.
– Душа, – повторил юноша. – Тебе-то не стоило бы говорить о душе.
Его ненависть снова вернулась к Хейлу. Он залпом выпил грейпфрутовый сок.
– Я здесь только по делам службы, – сказал Хейл. – Всего на один день. Я – Колли Коббер.
– Ты – Фред, – возразил юноша.
– Ладно, – ответил Хейл, – я – Фред. Но в кармане у меня карточка, по которой ты можешь получить десять монет.
– Знаю про твои карточки, – сказал юноша. У него была светлая гладкая кожа, покрытая легким пушком, а выражение глаз безжалостное, как у старика, в котором уже умерли все человеческие чувства. – Мы читали о тебе в газете, – продолжал он, – сегодня утром, – и вдруг захихикал, как будто до него только что дошел смысл какого-то грязного анекдота.
– Можешь получить одну карточку, – предложил Хейл. – Вот, возьми этот «Мессенджер». Прочитай, что здесь сказано. Можешь получить весь приз. Десять гиней, – сказал он. – Тебе надо будет только заполнить и послать этот бланк в редакцию «Мессенджера».
– Так, значит, тебе наличных денег не доверяют, – заметил юноша, а в другом зале Лили запела:
- Мы встретились с ним, это было в толпе.
- И не думала я, что ко мне подойдет он.
– Господи Иисусе, неужели никто не может заткнуть рот этой шлюхе! – воскликнул юноша.
– Я дам тебе пятерку, – предложил Хейл. – Это все, что у меня есть при себе. И еще мой обратный билет.