— Если бы кто-то мне рассказал, я бы этому не поверил.
Алекс стоял посреди уютной гостиной в квартире Стефани и в недоумении оглядывался по сторонам. Видимо, он не ожидал, что квартира его подопечной окажется похожей на шкатулку, забитую любимыми вещами. Наблюдая за ним, Стефани не могла удержаться от торжествующей улыбки.
— Ты ожидал совсем другого, правда?
— Это мало напоминает замок Ливингтона. — Алекс постарался скрыть удивление.
— Да, это скорее дворец Стефани, совсем другое дело, — согласилась девушка.
— А что твой отец думает обо всем этом? — Алекс подошел к полкам у окна. Огромными руками он стал осторожно брать одну за другой раковины, лежащие над книгами.
— О, папа ненавидит мою квартиру. — Стефани одним жестом обвела окружающую обстановку: книги, пластинки, светлые обои, всякие пустяки и мелочи, купленные во время поездок за рубеж, множество фарфоровых кошечек, стоящих на отдельной полке, как и в ее комнате в доме у Джефри. — В общем-то, папин стиль элегантен, непретенциозен… только самое необходимое.
— Я думал, у вас одинаковый вкус, пока не увидел кошек в твоей спальне.
— Так думает большинство. — Голос Стефани слегка задрожал. Чувство протеста, испытанное ею во время вторжения в ее комнату в доме отца, все еще жило в сознании девушки. — Видимо, потому что мы с отцом очень похожи.
— Да, у вас одинаковые холодные голубые глаза и светлые волосы. Создается впечатление, что вы оба замкнуты, неприступны, надменны.
Их взгляды на секунду встретились. На этот раз в глазах Алекса невозможно было ничего прочесть.
— А ты напоминаешь мне русалку, сидящую на камне на берегу моря, причесывающую волосы и песнями заманивающую моряков на гибель. Что-то подобное я читал в сказках.
— Ты думаешь о русалках как о чем-то зловещем? А я всегда воображала себя Русалочкой из сказки Андерсена. Ну помнишь, той, что предпочла умереть, чем нанести вред любимому.
— И такую чепуху мы читаем детям на ночь. — Алекс сделал гримасу.
— А ты смог бы так поступить? — вдруг спросила Стефани, пытаясь отвлечься от внезапно возникшего у нее волнующего образа Алекса, читающего ребенку на ночь сказку. — Ты бы пожертвовал собственным счастьем ради другого?
Сначала девушке показалось, что он не ответит на ее вопрос. Глубоко вздохнув, Алекс осторожно взял в руки одну из особенно красивых раковин и долго крутил ее в своих сильных пальцах.
— Если бы я любил кого-то по-настоящему, я бы не стал раздумывать, — наконец твердо заявил он. — Я бы сделал все, что в моих силах, лишь бы не видеть боли близкого человека. За любимую женщину я отдал бы жизнь…
В его речи отсутствовала бравада. Хингис говорил совершенно искренне, и Стефани почувствовала, как у нее дрогнуло сердце от фразы: «За любимую женщину я отдал бы жизнь…» Она помнила его заявление ее отцу, что он пожертвует жизнью ради ее защиты.
«Если бы я любил…» — сказал Алекс. Ясно, что он пока не встретил такую женщину, но как только встретит…
Вдруг Стефани испытала огромное чувство зависти к этой пока неведомой женщине, которая когда-нибудь завоюет сердце Александра Хингиса, и подумала: а способна ли она сама внушить кому-нибудь подобное чувство? Только в этом случае она согласится выйти замуж. Ибо всю жизнь у нее перед глазами пример неудачного брака ее родителей, и рисковать с замужеством она не собиралась.
— Пожалуй, я пойду и соберу вещи.
— Торопиться ни к чему. — К радости Стефани, Алекс тоже решил сменить тему. — Я приготовлю нам что-нибудь поесть, пока ты разберешь накопившуюся почту.
Он кивком показал на стопку писем, лежащих на столе. Когда они пришли, Алекс собрал письма с коврика у входной двери.
Стефани была весьма благодарна своему телохранителю за поддержку. Возможно, самым страшным из совершенного маньяком стало то, что она теперь боялась находиться в собственном доме. Каким-то образом Алекс почувствовал это. Когда они подошли к дому, он взял ключ из рук застывшей у двери Стефани, первым вошел в квартиру, чтобы проверить, все ли в порядке, и только после этого позволил девушке переступить порог.
Она заметно занервничала, увидев знакомую обстановку, мгновенно пробудившую тягостные воспоминания о терроризировавших ее телефонных звонках, письмах и посылках, о ее взвинченном состоянии, которое стало постепенно проходить от постоянного присутствия Алекса.