29 
Брюс побледнел и рухнул на стул.
– И давно ты об этом знаешь? – выдавил он.
– Не очень, – успокоила его Элизабет. – Мне на той неделе сообщила ее мама. Она просила меня уговорить Регину, но я боялась вмешиваться.
Брюс поднял голову. В темных глазах засветилась надежда.
– То есть это значит, что она, возможно, будет слышать, по-настоящему слышать?
– Абсолютной гарантии нет, но врач считает Регину подходящей пациенткой для своего метода, – объяснила Элизабет.
– Так это же чудесно! – воскликнул Брюс. – Пускай скорее улетает в Швейцарию, проходит лечение, а когда вернется, мы не будем разлучаться все лето!
Девушка вздохнула:
– Речь идет о нескольких сложных операциях. Их за пару недель не сделаешь.
– Что-что, Лиз? – переспросил он. – И сколько ей нужно там пробыть?
– Долго. Миссис Морроу говорила мне, что это может продлиться и целый год.
Брюс ничего не ответил. Он встал из-за стола, прошелся по дворику, посмотрел на расстилавшуюся внизу Ласковую Долину. Потом произнес, все еще глядя на Элизабет:
– Бедная моя малышка. Ни разу ни словом не обмолвилась.
– И что же ты намерен делать? – забеспокоилась Элизабет: «Нельзя его сейчас пускать к Регине! Тогда все рухнет: девушка никогда не расстанется с ним и никогда ей не вернут слух».
– Не знаю, – тихо ответил тот и повернулся к ней с таким беспомощным видом, что у Лиз сжалось сердце. – Просто не знаю. Отпустить ее – оставить с мыслью, что я вовсе не любил ее… – Он недоговорил, снова отвернулся, но Элизабет успела увидеть его лицо.
«Ни за что не поверила бы, – изумилась она. – Брюс Пэтмен плачет».
12
Было уже за полночь, но Брюсу не спалось. Сообщение Элизабет переплеталось со словами Регины, брошенными в минуту размолвки. Лежа с закинутыми за голову руками на своей красивой кровати с четырьмя высокими столбиками по бокам, юноша смотрел в темноту и мучительно решал, как действовать дальше.
Ему хотелось, чтобы любимая всегда была рядом. Мысль о разлуке на целый год ужасала его. Как он ее отпустит? Он не сможет, просто не сможет.
Брюс включил лампу, подошел к письменному столу, открыл ящик, порылся в бумагах и нашел, что искал, – фотографию Регины, которую сам сделал месяц назад на пляже. На ней девушка стояла с гордо поднятой головой, черные волосы поблескивали и оттеняли светло-кремовую кожу, глаза светились радостью.
– Какая красивая! – восхищенно прошептал Брюс.
Долго сидел он за столом, подперев рукой подбородок, не сводя глаз с изображения подруги. Внизу старинные часы пробили час ночи, но юноше было не до сна. Наконец он взял ручку, чистый лист бумаги и принялся писать.
Часы пробили два, но Брюс не ощущал времени.
«Дорогая Регина!
Когда ты прочтешь это письмо, тебе уже не удастся переменить решение. И не надо, любимая, – ни в коем случае. Элизабет рассказала мне обо всем. Признаюсь, сначала я готов был сорваться с места и бежать к тебе, чтобы все немедленно объяснить.
Я всегда мечтал лишь о тебе, мне дорога только ты.
Я выставил свою кандидатуру на выборах в прошлый четверг – ровно пять дней назад. Конечно, я поступил неправильно, не посвятив тебя в это сразу же, но так хотелось преподнести тебе свою победу как сюрприз! Как тебе могло прийти в голову, что я пользуюсь вниманием к тебе для саморекламы?! Я люблю тебя всем сердцем и буду любить всегда.
И именно поэтому я не имею права все тебе объяснять до пятницы. Ты должна обязательно пройти курс лечения, даже если шансы на восстановление слуха невелики.
Я не такой эгоист, Регина, чтобы ради себя не отпускать тебя из Ласковой Долины. Но все же никак не могу допустить, чтобы ты улетела с ненавистью ко мне. Ведь с первого дня я полюбил тебя всей душой».
«Не блеск, – подумал Брюс, – но выразил то, что чувствую».
С глубоким вздохом он снова взял ручку и подписал послание. Часы пробили три, а юноша все еще сидел у стола, сознавая, что не скоро он вновь будет спать спокойно.
– Начнем, ребята, – скомандовала Элизабет. – Итак, сегодня среда. До карнавала ровно три дня, а у нас работы на три месяца.
Заседание проходило в кабинете мистера Коллинза. Лиз изо всех сил старалась направить жизнерадостную энергию комитета в нужное русло.
– Призы и декорации готовы, – отчиталась Оливия и вытащила из огромного ящика мягкую игрушку.
29 
