Особенно,... 
83 
- Ты все еще винишь его в смерти Мэтта?
- Нет, не виню. Но не могу ему простить равнодушия. Я знаю, знаю ! – жестом остановила Аня женщину, которая собиралась что-то возразить. – Я понимаю, что это его способ убежать от боли, я тоже пытаюсь убежать, но я не делаю вид, что сына не существовало совсем. Я не могу это видеть, меня раздирает на части, мне хочется кричать ему - "Черт возьми, у нас умер сын! Он был в нашей жизни, был!" – Аню вновь затрясло, как и всегда, когда речь заходила о Мэтти.
- Тогда объясни мне, почему ты игнорируешь существование дочери. Этот вопрос особенно беспокоит твоего мужа.
- Значит, мы квиты! – болезненно огрызнулась Аня, вытерев слезы. Зная, что от всего этого страдает лишь их малышка. – Я согласилась на лечение только ради дочери, знаете ли, не очень легко признавать, что у тебя проблемы с головой, что ты не справляешься с ситуацией. Но это, увы, так.
- Ты должна это делать, Анна, ради себя в первую очередь. Ты должна научиться любить себя, а уж потом остальных.
- Мать должна любить в первую очередь детей, а потом себя. – безапелляционно отрезала Анна, на что миссис Руперт лишь вздохнула, но согласно кивнула головой. – Я дала себе слабину, впервые пожалуй, до этого никогда. Все ради сына, мужа. Всю душу вкладывала в семью, чтобы она была такой, о какой я мечтала всю жизнь и чего была лишена. С елкой на рождество, с субботними вечерами, когда все собираются за обедом, с летними отпусками и совместными походами в парк. Наверно, это несправедливо по отношению к дочери. Но когда умер Мэтт, я вдруг поняла, что вся моя жизнь, она была построена для кого-то, и теперь я словно умерла. Мне нужно время, чтобы воскреснуть, чтобы научится, как ты правильно сказала - жить, просто жить. Я не сдаюсь, я понимаю ответственность и я готова, наверно, принять ее. Готова бороться со своим страхом.
- Правильно, Анна. Всегда помни, что все советы и здравый смысл - это ерунда! Против смерти есть только жизнь, только жизнь, Анна. Живи, твой малыш хотел бы, чтобы его мамочка радовалась каждому дню, который ей дан.
Анна почувствовала, как боль вновь рвет ее на части, слезы душили и не хотели останавливаться. Миссис Руперт подошла и обняла ее, а она могла лишь тихо плакать. С этой женщиной она почувствовала, как ее отпускает, как в душе поднимается что-то, оживает. Задела она ее, за живое задела. Вроде простые слова, но общение с ней было целительным. Вот чего ей не хватало - слушателя, который не перебьет, который не будет постоянно повторять – «ты должна». Именно вот это - простое, человеческое понимание ей было так необходимо. И оно дало свои плоды. Анна поверила в себя, появилась какая-то надежда, появился энтузиазм, но это были хрупкие ростки, которые снес ураган эмоций, когда выйдя на прогулку, она заметила на скамье чей-то забытый журнал. Сначала она хотела пройти мимо, но любопытство оказалось сильнее, что показалось ей добрым знаком. Но как только Аня взяла в руки журнал, кровь отхлынула от лица, и женщина замерла на месте. В душе поднималась такая сокрушительная волна ярости, обиды и ревности, что все сносила на своем пути. Изменил ли он ей? Нет, не в привычном плане. Однозначно эту девчонку еще не поимел, так не целуют, когда тр*хаются. Но лучше бы он с этой журналисткой переспал и забыл. Это бы она поняла. Вон как с*чка на него вешается, понятно тут и у святого кровь от головы отхлынет. Но он нет… Он лучше будет морально ее предавать, вскрывая душу первой попавшейся шл*хе, а пред ней невозмутимое лицо корчить, будто она не жена ему вовсе, а так, мимо проходящая. Заботится он о ней? Как же! А ведь она просила его лишь об одном. Только об одном - прекратить встречи с этой девицей. Ей достаточно было одного взгляда, чтобы понять, что между ее мужем и этой блондинистой с*кой напряжение растет. Девка однозначно положила глаз и причем серьезно, раз примчалась в субботний вечер по первому зову. Потекла с*чка ! Ну а он-то ясное дело сорвется и утолит печаль с молоденькой вертихвосткой, когда проблемы достанут. Но не столько задевал их физический контакт, сколько то, что он вел с девицей задушевные беседы. Вот это больно, поистине больно, на таком уровне это уже самая что ни на есть измена. И Аня ревновала, душу рвало это будоражащее чувство, разъедало, как кислота. Влепил он ей не просто пощечину, а в самую душу плюнул в очередной раз, но боль имеет разные оттенки, сейчас она с примесью злости, с оттенком обиды и невыносимым желанием мстить. О, как же страшно она его ревновала в эту минуту. Хотела, чтобы он принадлежал только ей. Хотела, чтобы ни одна женщина не изучила его лучше, чем она, и не узнала, какой он. Потому что какой бы он не был плохой, хороший, порочный, грубый, невыносимо притягательный, но он ее, только ее. Со всеми мыслями и ощущениями. Пусть он хоть с тысячами спит, но его душа, его мыли и чувства - это ее территория, только ее! И она никому, черт бы ее побрал, не позволит ее занять. Но все же сейчас Аню сковал страх, ужас и боль. Обида и истерика накатывали, накрывали с головой. Что–то вновь внутри ломалось. С треском, со звоном рассыпалось, как разбитое стекло. Нет, у нее не возникало желание кричать и биться головой об стену. У нее была такая истерика, когда невозможно издать и звука, слезы текут, и у нее вновь опускаются руки, а два месяца контроля куда-то уплывают, сознание вновь захлебывается в безнадежности и отчаянье. Нужно себя быстро-быстро собрать, но как это сделать? Если ей только удалось хоть немного успокоиться и проявить к мужу чуточку понимания, как тут же ее словно током шибанули. Он так боль топит? В этой девчонке? Жестокие у него методы. И почему, мать его, почему по отношению к ней-то они жестокие? Боишься, Беркет, как конченный трус боишься, показать перед ней свою слабость вновь? Да только вот сейчас ты слабый и уязвимый, прячущейся за кажущимся спокойствием и выдержкой. Но не получится у тебя, Маркус , втаптывая меня, держать лицо. Хотел облегчить себе жизнь? О, я тебе ее облегчу!
83 
