Но на втором этаже я не стала останавливаться у других экспонатов, чтобы воздать им должное, я пошла сразу к "Звёздной ночи". А потом...
Это была она. Прямо передо мной.
Не могу поверить, что смотрю на неё.
Он молча стоял рядом со мной, позволяя наслаждаться картиной.
Виденные мной копии никогда не передавали замысловатую текстуру оригинала. Отражение фонарей в воде было передано смелыми широкими мазками. Каждая звезда представляла собой слои искусно наложенной краски, создающей на картине ощущение высоты.
Я моргнула, посмотрев на него, совершенно не представляя, сколько прошло времени. Покраснев, я объяснила:
Это моя любимая работа того времени.
Почему эта?
Лодки, свет над водой... эта картина так далека от домашних полей, от всего, что я знала. В Корн Белт я никогда не видела таких оттенков синего. Для меня эти цвета были экзотикой, они манили меня. - Это не говоря уж о том, что я тайно вздыхала над парочкой на переднем плане, которые воочию наблюдали ту ночь.
Севастьян подошёл ещё ближе.
Когда ты взбудоражена, на твоих щеках появляется ярко-розовый румянец, а на фоне огненно-рыжих волос глаза становятся ещё ярче. - Протянув руку, он намотал на палец кончик локона. - Твои цвета манят меня.
У меня вырвался вздох. Когда этот мужчина был таким, я говорила себе, что сумасшедший секс, обожающие взгляды и искренние комплименты смогут помочь мне продержаться.
До какого момента?
Пока он не будет видеть во мне партнёра, которому можно доверять.
Он отступил.
И вновь я слишком свободно с тобой говорю. - Теперь его скулы окрасил румянец. - Как только ты рядом, я говорю больше, чем следует.
Значит, нам нужно проводить друг с другом больше времени. - Я позволила ему увлечь меня в другой зал.
Или меньше, - сказал он, хоть и очевидно не обрадовавшись такой перспективе.
Разве плохо, если я узнаю о тебе больше?
Не думаю, что тебе понравится то, что я открою.
Так в этом причина его скрытности? Он боится меня отпугнуть? Ничем хорошим это не кончится.
Пока я осматривала очередную экспозицию, вспомнила свой первый семестр в Университете. Мы с Джесс только-только подружились, и она стала встречаться с "многообещающим" новым парнем. И как-то раз он ей загадочно сообщил "не думаю, что понравился бы тебе, знай ты меня лучше".
К его ужасу, она быстро его отшила. А мне объяснила:
Когда мужик говорит тебе что-то подобное, дорогуша, лучше поверь ему на слово.
Мы с Джесс пообещали друг другу, что если мужчина станет говорить о себе в негативном ключе: "я не подхожу тебе", "мне сложно брать на себя обязательства", "я не планирую в ближайшем времени остепениться" - мы обязательно будем к этому прислушиваться.
Севастьян сказал, что он плохой парень. Я думала, он имел в виду свою работу в качестве боевика. Так что же он от меня скрывает?
Может быть, я бы рассказал о себе ещё, - сказал он, - если бы был больше в тебе уверен.
И эта финишная черта по-прежнему оставалась между нами.
Тогда мы снова возвращаемся к "Уловке-22". Мне сложно пожертвовать всем, когда о тебе мне почти ничего не известно. Ты выдаёшь информацию по крупице каждые несколько дней. Такими темпами пройдёт лет двадцать, прежде чем я дам своё согласие.
К слову о времени... Мы подошли к окну в огромных часах д'Орсе. В пространстве между римскими цифрами я могла выглянуть наружу и увидеть внизу затуманенную Сену, огни Лувра и сад Тюильри.
Вид этого раскинувшегося пейзажа заставил померкнуть мои разногласия с Севастьяном, уступив место воспоминаниям об отце, который был "Часовщиком". Когда сдвинулась минутная стрелка, я едва смогла сдержать слёзы.
Как ты справляешься, Севастьян? - мне не нужно было ничего уточнять.
Его лицо превратилось в гранит под давлением.
Я горюю, как и ты. Я много о нём думаю.
Я взяла Севастьяна за руку.
Я всё время о нём вспоминаю по самым разным поводам. - Сегодня я думала о его письме, о тех надеждах, которые он на меня возлагал. А до этого я увидела на рекламном щите белых тигров и сразу вспомнила, как мы с ним вместе смеялись. - Расскажи мне о нём что-нибудь?
Севастьян открыл было рот - чтобы, несомненно, отказаться.
Всего одну историю, - быстро сказала я. - Pozhaluista.
Словно собираясь выступать перед многотысячной толпой, он прочистил горло: