48 
Он явно не тот, кто будет согревать мои замёрзшие руки.
По-моему, я всё испортил. - Пахан потёр виски. - Ты так молода. Слишком молода, чтобы выдать тебя за кого-то.
Выдать? - Мой голос стал на октаву выше. Мир здесь был устроен именно так, и в этот мир я теперь погрузилась.
Взгляд Пахана сделался отрешённым.
Тем не менее, учитывая теперешнюю угрозу, возможно, тебе нужен мужчина, готовый отдать за тебя жизнь.
Может, больше расскажешь о Травкине и о грозящей нам опасности? - Пахан, так сказать, умалчивал о подробностях, не желая меня обременять. - У каждого из нас теперь на спине мишень?
Казалось, Пахан меня не услышал.
Ситуация непростая, и, возможно, она не должна касаться тебя и Алексея. На нём есть тень.
Тень?
Пахан вновь обратил на меня внимание.
Я знаю, что Филипп тоже интересуется тобой. Вы ближе по возрасту, и между вами много общего.
Он не привлекает меня в этом смысле. Я почти жалею об этом, но это так.
Не привлекает совсем? Филипп?
Я покачала головой.
Ага.
Это... неожиданно. Может быть, стоит дать ему немного времени. Пусть всё идёт своим чередом?
В этот момент по ступенькам, ведущим к павильону, поднялся Севастьян, чьи плечи были сведены от напряжения. Двое мужчин обменялись взглядами, и Пахан сразу встал.
Ну, моя дорогая, похоже, у меня неотложные дела.
Выражение моего лица было нейтральным.
Что-то, о чём я должна знать? - Когда Севастьян сканировал окрестности в поисках возможной угрозы, означало ли это его чрезмерную бдительность или то, что опасность была неминуемой?
Пахан рассеянно поцеловал мою макушку.
Ничего такого, с чем бы мы не справились...
То, как тревожно держался стоящий за ним Севастьян, напомнило мне о той тикающей бомбе. Его золотые глаза потемнели, когда взгляд остановился на моём лице - словно неясное предостережение, предназначенное мне одной.
Рано или поздно часы, отсчитывающие обратный ход времени, обнулятся.
И что случится тогда?
Мне нужны ответы, Филипп, мы стояли в конюшне, ожидая конюха. После целой недели дождей небо, наконец, прояснилось, и я пригласила Филиппа прогуляться верхом. Мне необходимо больше узнать об опасности, грозящей Ковалеву.
Обстановка в Берёзке продолжала накаляться, и никто толком не мог объяснить, что вообще происходит. Даже вчера, когда приезжал фотограф, чтобы сделать мой снимок на поддельный русский паспорт.
Это лишь предосторожность, - заверил меня Пахан. - Никогда не знаешь, когда понадобится выехать за пределы страны.
Просто выехать? Или бежать?
После того разговора с Паханом я перешла на Севастьяно-диету, изо всех сил стараясь о нём не думать. Порой я ощущала на себе его пронизывающий взгляд - часы продолжали тикать - но ничего, кроме "доброго утра" он мне не говорил.
Тем не менее, наши натянутые отношения лишь отражали общую напряжённость в имении. В обоих случаях ситуация накалялась, и конца этому не было видно.
Не беспокойся об этом, Нэт. Филипп был образцом элегантности в своих коричневых брюках для верховой езды, сапогах и клетчатой куртке. Этот костюм, представляющий собой нечто среднее между стилем и пафосом, мог позволить себе лишь такой физически совершенный человек, как Филипп. Однако он выглядел вымотанным. Твой отец умный человек. Он всегда на шаг впереди плохих парней, даже таких безжалостных ублюдков, как Травкин.
Я поправила сшитое на заказ пальто руками в тёплых перчатках. Несмотря на яркое солнце, воздух был прохладным. Осень в России определённо кусалась.
Я бы хотела хоть как-то помочь. - Я отредактировала в Википедии немногочисленные статьи о Ковалеве, вставив везде «якобы», а также добавив раздел "благотворительность".
И как синдикат жил без меня всё это время?
Странно, но никакого упоминания об Александре Севастьяне в интернете не было. Там были сведения об известных в России семействах с такой же фамилией, но их члены вполне легально занимались коммерцией или даже политикой.
Ты уже помогаешь. Филипп потрепал меня по подбородку. Ты делаешь старика счастливым. Каждый день вы становитесь ближе. Это для каждого очевидно. Пусть мужчины занимаются остальным.
Я застыла, а потом поняла, что он шутит. Он был здесь самым продвинутым парнем и любил меня поддразнивать.
48 
