40 
Он действительно был во главе этого ненавистного Убежища. Все операции здесь — от экспериментов до допросов с пристрастием — проходили под его неусыпным контролем. Поговаривали, что он и сам мастер в пытках.
Она внимательно посмотрела на свои когти. Только от одной мысли о Блейдмене они агрессивно выпрямлялись и становились острыми, как бритвы. А для Эйдана они сжимались, жаждая прижать его сильное тело ближе к ней.
— Готовишь средства для побега? — спросила Наташа. — Обеспечишь обратную связь? У меня есть немного практического опыта в побегах.
— Я дам тебе знать, — у Реджин действительно было одно маленькое преимущество.
Смерть Чейза, после того как он ее узнает.
Но, черт возьми, ее могут подвергнуть вивисекции или казнить прежде, чем с ним что-нибудь случится.
Реджин начинала понимать, почему некоторые из заключенных сходили здесь с ума. Их сосед был не единственным, кто бился головой о стену. Время здесь шло мучительно медленно. Не было нормального душа, и… она злобно взглянула на чертов слив. Ее бок полностью зажил, но одежда стала жесткой от засохшей крови.
Каждую секунду гнев Реджин по отношению к Чейзу возрастал, ее взрывной темперамент добирался до отметки «Реджин Все Уничтожающая».
Наталья спросила, переходя на старый язык:
— Эй, я тут вспомнила, что кое-что слышала о тебе. Разве твой поцелуй не должен лишать мужчин способности здраво мыслить?
— Так некоторые говорят, — Реджин сама не знала, правда ли это. Эйдан говорил, что ее губы походят на опьяняющее зелье. Поэтому ее поцелуй будил его воспоминания в каждой реинкарнации. Как только их губы соприкасались, его прошлое накрывало его с головой.
Но перспектива иметь «губки — наркотик» совсем не прельщала Реджин, поэтому она не проверяла.
— Но тогда ты можешь просто поцеловать Фигли или Чейза, а после приказать им отпустить нас! — воскликнула Наталья.
Что было главным минусом этой идеи?
Ни один из мужчин не нравился Реджин.
Ее ушки дернулись:
— Кстати, об одном из них…
Скрип дешевыхботинок Фигли раздавался все ближе.
Когда надсмотрщик остановился рядом с их камерой, то его маслянистые глазки сразу опустились на обнаженный живот Реджин.
«Свинья».
Каждый раз, когда мужчины так глазели на нее, Реджин заставляла их пожалеть об этом.
Она склонила голову, повертев ею из стороны в сторону, как делают боксеры перед боем.
— О, я, наконец, поняла! Твой стручок хочет больше, чем может!
Наталья прыснула от смеха, прикрыв рот рукой.
Его глазки-бусинки сощурились, и он ударил своей полицейской дубинкой по стеклу их камеры, как раз напротив головы Реджин. Это заставило их нервного соседа ускорить темп своих постукиваний.
Реджин стиснула зубы, пытаясь не сорваться.
— Твое время истекает, Валькирия, — Фигли нанес еще один удар, прежде чем его ботинки снова заскрипели, удаляясь.
Реджин прищурилась, провожая его взглядом до тех пор, пока он не исчез из поля зрения.
— Однажды я собираюсь поорать тут немножко, чтоб разнести эту хибару в щепки, — она со вздохом встала и направилась к мальчику.
Единственному обитателю, который разбавлял эту тюремную тишину своим стуком. Она присмотрелась к нему, пытаясь определить, какому же виду он принадлежит.
Пока она могла сказать только три вещи о нем.
Поскольку он не подходил под описание ни одной расы, значит, мальчик или гибрид, или полукровка.
Его серая футболка сообщала, что он играл за Тигров Старшей школы Харлей.
И он определенно был симпатичным.
Более шести футов роста, с мускулистой фигурой. Его глаза были орехового цвета с голубыми крапинками, а густые каштановые волосы были взъерошены.
Когда Реджин впервые попыталась неловко погладить его громадную голову, чтоб успокоить, фея красноречиво посмотрела на нее:
«О, съешь меня!»
Той же ночью Наталья вытерла кровь с его волос, затем укрыла его своим жакетом, пока он спал. После этого они обе стали его фактическими опекуншами, относясь к нему, как к любимому питомцу, который почему-то окаменел.
Став перед ним на колени, Реджин пробормотала:
— Не позволяй этому червю Фигли вредить тебе.
Все еще не отрывая взгляда от стены, мальчик замедлил свой стук.
— Это хороший … парень неопределенного вида, — сказала через плечо Реджин, — мы должны дать ему имя.
40 
