53 
Я заболела. Невыносимо болело горло, словно я наелась песку, глаза слезились, а платочков не хватало, из-за насморка голос был такой, что хоть сейчас можно идти озвучивать американские блокбастеры. Мало того, к ночи поднялась температура - мне было то жарко, то холодно. ″Эх, сейчас бы маминого малинового варенья и горячего чайку...″ Но чай закончился, а варенье... Самаэль уже доел. Кстати, он не бросил меня в таком беспомощном состоянии, и сейчас сидел возле кровати.
− Что это? - Падший удивленно посмотрел на меня.
− Это бумажки с цветными картинками - деньги называются.
− Я знаю, что такое деньги.
− Вот и будь умницей, сходи в аптеку, купи вот это, − написала на бумажке название лекарства и подала Самаэлю. - Здесь не далеко, за углом. Круглосуточная.
Я ожидала возмущения, ″мол, как это, Дьявол и пойдет в аптеку″ или чего-то подобного, ждала гневных взглядов, рыка, скрипа зубами. Не дождалась. Падший поцеловал меня в лоб, взял деньги, записку и ушел (не переместился, а своим ходом отправился). Уже было подумала, что на основе температуры у меня галлюцинации начались, но через пятнадцать минут Самаэль вернулся с лекарством. А дальше нужно было сделать самое сложное, невыполнимую миссию. Как мне уколоть саму себя? Нет, я могу так извернуться, но... боюсь.
− Сделай мне укол, − жалостно попросила Падшего.
− Зачем?
− Температуру нужно сбить, а таблетки уже не помогают. Вот, держи, − дала в руки Самаэлю шприц с лекарством.
- Но я не умею, − он посмотрел на шприц так, словно это какая-то гадость.
- Просто воткни иголку и введи лекарство, − и приспустила пижамные брюки. - Постарайся попасть вот сюда.
− Симпатично, − хмыкнул Падший.
− Самаэль, коли! Ай!!! Больно!!! - соседей точно разбудила.
− Сама сказала, коли, − невинным голосочком ответил Дьявол.
− Но не так же. У-у-у...
Через несколько минут лекарство начало действовать и мне захотелось спать. Свернувшись под одеялом клубочком, закрыла глаза. Услышала как Самаэль прошелся по комнате. Щелкнул выключатель. Рядом прогнулась кровать, и меня аккуратно прижали к теплому телу. Я не хотела ни о чем думать, поэтому не стала возмущаться и просто уснула в уютных объятиях.
11. Сюрпризы ко Дню Святого Валентина
″Четырнадцатое февраля... День всех Влюбленных... День Святого Валентина... Интересно, как Самаэль отреагирует, если подарю ему валентинку? У-у-у, ну почему все так сложно... Почему я не могла влюбиться в кого-то попроще, а не в Дьявола, а? Кто-нибудь, скажите мне, пожалуйста, почему именно в него? За что? За красоту? Да, Самаэль очень привлекателен. Эти правильные черты лица, линия губ, идеальное тело и завораживающие серые глаза. Вообще, как может ангел быть не красивым? За доброту? Как говорит Иринка: ″Не смешите мои тапки.″ Нет, я не говорю, что Падший не знает, что такое добро. Просто он так долго играл роль плохого, что забыл это понятие. Хотя, иногда он показывает свое истинное лицо. Ведь как еще объяснить его хорошее отношение ко мне (он две недели пока я болела, был рядом), его поведение во время новогодних и рождественских праздников, его игры с Ильей... Тогда, за что я его люблю? А может здесь как раз и действует правило: ″Любят не за что-то, а вопреки.″ Люблю его вопреки тому, что Зло нельзя любить, вопреки здравому рассудку, ведь по всем законам я должна ненавидеть Дьявола, вопреки его поступкам - оправдывая тем, что это всего лишь работа, вопреки всем - ведь вижу в Самаэле что-то особенное, дорогое для меня... Не важно за что или вопреки, главное, что я его люблю. А вот, что ко мне чувствует Падший? Помнит ли он что такое Любовь? Может ли он любить, или спрятал эти чувства очень глубоко в себе?..″
Вот такими мыслями была занята моя голова, пока я бродила по улицам Москвы в поисках Насти. Уже целую неделю ищу девушку, но пока безрезультатно. Ведь тогда даже денег ей не дала. Где теперь ее искать? Что с ней? Падший рассказывал, что Люциан убежал из Ада, несмотря на запрет и угрозу строжайшего наказания. Уверенна, что он отправился искать Настю. Два раза за эту неделю, я едва не столкнулась со Шрамом и его ″бандой″. Вид у главаря был устрашающий. В том смысле, что лицо Шрама было в синяках и ранах, да и шел он странно, словно ему это трудно делать.
53 
