В зале заседаний собрались все участники представления. Двенадцати членов комиссии — все даниилы четвертого уровня — и он, сидящий перед ними за столом.
— Где Ваша пробужденная? — спросил один из них, глядя на часы.
— Она постоянно опаздывает.
— Что ж, мы можем подождать.
Зал погрузился в тихий гул, пока через несколько минут дверь с грохотом не распахнулась и в нее не вошло главное действующее лицо. Гийон обернулся и остался сидеть в таком положении, молча взирая, как некто с гордо поднятой головой в сопровождении Ено шествует по центральному проходу помещения к трибуне для допроса.
Вошедшая молодая девушка была блондинкой. Ее остриженные до плеч волосы с неровной косой челкой, осветленные в белый стальной цвет, выгодно подчеркивали бледный оттенок кожи. Модная ярко-бирюзовая блузка с короткими рукавчиками и очень глубоким вырезом обтягивала объемную грудь и тоненькую талию. Плотные темные штаны облизывали ее ноги до самых щиколоток, акцентируя внимание на самом упругом месте ее тела. Девушка была обута в маленькие лаковые туфли-балетки насыщенно бирюзового цвета, идеально подходящие к оттенку ее блузы.
Девушка спокойно прошествовала мимо него и заняла свое место на трибуне. Гийон всмотрелся в черты ее практически совершенного лица и сглотнул ком, подступивший к горлу. Ее большие глаза были окутаны дымкой бирюзовых теней. Темные брови проглядывали сквозь пряди осветленных волос ровными приподнятыми линиями. Четкий контур скул был обозначен бледно-розовыми румянами, а губы, увлажненные прозрачным блеском, придавали общему образу некую невинность.
Гийон многократно увеличил изображение и сфокусировался на этих глазах. Сегодня они казались еще больше насыщенными темно-синим оттенком, чем когда-либо. Сквозь марево этого цвета будто проскальзывала бирюза, и создавалось впечатление, что цвет ее глаз именно бирюзовый, а не синий.
Да, это была она, та же девушка, что изо дня в день делала его жизнь невыносимой, но сейчас он напрочь забыл об этом. Красивая. Она была настолько совершенна в его представлении, что даже простое ее созерцание доставляло ему самое настоящее удовольствие. И только руки, аккуратно фиксированные специальными медицинскими ортезами, напоминали ему о том, ради чего все они собрались сегодня в этом зале.
— Вам объяснили, зачем Вы здесь? — спросил один из двенадцати даниилов.
Кайлин вздернула носик и вопросительно взглянула на него.
— Да, ваши мальчики посвятили меня в суть дела.
— "Мальчики"? — удивленно переспросил даниил.
— Не нужно придираться к словам, уважаемый. Вы все прекрасно поняли, — отрезала она и, сложив руки на груди, продолжила: — Клянусь говорить правду, только правду и ничего кроме, да покарает меня мой опекун!
Гийон смотрел на это представление, разыгрываемое его подопечной, и не понимал, что происходит. Она вела себя… вела себя… как… как настоящая стерва! Эта мысль показалась Гийону весьма занимательной и он, поудобнее расположившись на стуле, продолжил слушать речь этой маленькой актрисы.
— Что Вы только что произнесли?
— Я? Клятву, что же еще, — засмеялась она, а вместе с ней и часть аудитории, присутствующая на допросе.
Маркусу, Сианне и Рихтору было не до веселья. Они ожидали самого худшего — отстранения Гийона от должности — и от показаний Кайлин зависело, как решиться исход дела.
— Ваш опекун когда-нибудь наказывал Вас, Кайлин?
Кайлин повернулась лицом к Гийону и, глядя ему прямо в глаза, твердо ответила: "Нет, никогда".
— Тогда как Вы объясните вчерашний инцидент?
— Это? — переспросила она, поднимая обе руки в воздух.
— Да, "это".
— Да нечего здесь объяснять. Пошла в туалет, ноги заплелись, упала на зеркало и разбила его.
— Простите, Вы сказали, что у Вас "заплелись" ноги?
— Совершенно верно.
— Но как это возможно на сухом гладком покрытии?
— Обыкновенно! Вы что, никогда не падали на ровном месте?
— Нет.
— Тогда Вам повезло больше, чем мне.
— Скажите, а как Вы оказались в мужском туалете?
— Вошла в дверь, — искренне ответила Кайлин и захлопала ресницами.
Маркус не смог подавить смешок, и зажал рот рукой. Гийон слегка улыбнулся, хотя сотворить такое усилие и откровенно не рассмеяться, ему тоже было трудно.