— Да, да, милая. — Его дыхание, сбивчивое, было подобно легкому ветру у нее в ушах.
Она обняла его сильнее, крепко прижалась бедрами к его паху.
— Энди, Энди, да… да… Прогнись… Боже… ооо… как хорошо… Да.
Внутри нее рос горный поток, ревущий и быстрый, как те, что питают реки. Это чувство было ей незнакомо, и она даже немного стеснялась его. Энди попала в стремнину и тонула в ней, она не могла противиться этой незнакомой, необузданной силе. Поток накрывал ее горло, шею, ее разум, и перед тем, как он поглотил ее целиком, она услышала, как Лайон выкрикнул ее имя. Энди крепче схватилась за него, и они оба исчезли, унесенные течением в глубины наслаждения. Прошло несколько долгих минут. Они лежали, все еще крепко сцепившись, и тяжело дышали в унисон. Наконец Лайон заговорил:
— Энди? — спросил он.
На сей раз она нашла в себе силы отозваться:
— Да, Лайон, да.
— Тебе было хорошо?
— Да, — сказала она просто.
Они вернулись к бассейну, верхняя часть бикини нашлась прямо рядом с фильтром на поверхности, а трусики Лайону пришлось поискать, несколько раз нырнув в глубину.
— Теперь я буду спать как ребенок, — улыбнулась Энди.
— Не надейся, — прорычал он, схватив ее сзади и притянув к груди.
— Не надеяться на что? — спросила она с шальной улыбкой, проведя руками вдоль его ребер.
— Не надейся поспать.
Он чмокнул ее в губы и подтолкнул вперед.
— Давай-ка в дом, а то замерзнешь.
Они оба завернулись в огромные полотенца, взятые из кабины для переодевания, и теперь крались по темной гостиной и вверх по лестнице. Лайон нес в одной руке свою одежду, а другой обнимал ее за плечи. Она замялась возле двери своей спальни, но Лайон повел ее вперед по коридору в его комнату. Он закрыл за ними дверь, подошел к кровати и зажег лампу на тумбочке.
— Наконец-то я могу увидеть тебя при свете.
Он подошел к ней и потянулся к полотенцу, которое было завязано на груди. Энди остановила его, схватив за запястья.
— Лайон, пожалуйста… Постой.
Теперь, когда она осознала, что любит его, его недоверие волновало ее еще сильнее. Ей была невыносима мысль, что он может отнести причины ее капитуляции к чему-то, кроме любви. Любой другой мотив должен казаться ему просто смехотворным после того, с какой страстью они занимались любовью в кабинке для переодевания всего полчаса назад. Но ей необходимо было все прояснить.
— Почему? — мягко спросил он.
— Потому что я хочу поговорить.
Лайон тут же нахмурил брови, тень омрачила его лицо, подтверждая ее опасения: она все еще под подозрением. Взяв его руку, она подошла к кровати и села: колени плотно сжаты, голова склонена, пальцы нервно треплют краешек полотенца.
— Ты ошибаешься.
— Насчет чего? — Он присел на краешек кровати, облокотившись на столбик от балдахина.
— Насчет того, что думаешь обо мне. Я знаю, ты слышал Джефа сегодня днем.
— Ты имеешь в виду часть про «подружиться» со мной, чтобы добыть информацию?
— Да, дело не в этом.
— Лес не просил тебя сделать это?
Она сглотнула и посмотрела на него, а потом быстро отвела взгляд.
— Он просил. Но я не всегда слушаю его. По крайней мере не так регулярно, как раньше. — Последнее предложение она добавила скорее для себя. Она снова посмотрела на Лайона, на этот раз прямо, открыто, повернувшись к нему всем корпусом: — Я никогда не продавала себя за историю. Родители научили меня уважать себя и свое тело. Я никогда не рассматривала секс как предмет для торга. Но даже если забыть о морали, обстоятельства ни разу не вынуждали меня зайти так далеко. Я профессионал. Если некоторые мои герои и не желали рассказывать о чем-то в ходе интервью, мне всегда удавалось убедить их открыться без всяких грязных сделок. Я хороша в своем деле. Я амбициозна, хотя теперь это и…. неважно. Как бы там ни было, я действительно увлеченный человек, мне нравится делать уникальные репортажи, добывать информацию или героев, которых никто другой не смог заполучить, но у меня нет беспринципности Леса, я не достигаю своих целей любыми средствами, не хожу по головам. Это банально, но мне всегда казалась справедливой пословица «Не суди других да не судим будешь». Насколько мне известно, я никому серьезно не навредила своими интервью и никогда не нарушала принцип конфиденциальности.
Она замерла в ожидании. Еще до того, как она закончила свою речь, он встал и начал мерять шагами пол у изножья кровати. Теперь он остановился и снова сел.