После позорной сцены в гостиной ей бы следовало потребовать, чтобы он ушел. Селина больше всего на свете желала этого, однако ей еще предстояло выведать, зачем ему понадобился Мартин. Сознавая, что надо как-то выходить из этого положения, она подняла голову и спросила холодным и бесстрастным тоном:
— Может, вы все-таки скажете, что вас привело в этот дом?
Она почувствовала прямо-таки детский страх из-за того, что в эту минуту никого из близких нет рядом с ней. Она не могла винить Ванессу, ведь та хотела остаться рядом с Мартином, пока он не пойдет на поправку, но Доминику не было никакой необходимости в такой спешке мчаться в Лондон…
— Но вы же знаете, почему я здесь, — томный бархатный голос звучал мягко и тепло. — Я хотел познакомиться с вами поближе и могу сказать, что вполне удовлетворен своим первым успехом. — Он доел суп и стал разливать по хрустальным рюмкам коллекционное бургундское Мартина. Селина оставила в покое терзаемую булочку и положила ложку.
— Что вы хотите от Мартина? — спросила она жестко, не обращая внимания на его намек на их поцелуй.
— Вопрос поставлен неправильно, скорее меня надо спросить, что я могу сделать для него. — Он все еще мягко улыбался, голос его звучал спокойно, как будто они говорили о чем-то приятном и обычном, а не о мерзких и гадких вещах, которые вызвали у Мартина сердечный приступ. Этот невозмутимый дьявол двигался по комнате, собирал использованные тарелки, расставлял нагретые тарелки для второго, подавал мясо с овощами, как будто именно он был здесь хозяином. И Селина возмущенно фыркнула:
— Нужно быть дурой, чтобы верить вам!
Ей хотелось разоблачить его наглую ложь, бросить ему в лицо обвинение, что лишь одна мысль о его приходе свалила пожилого Мартина с сердечным приступом. Однако она не могла позволить себе такую роскошь. Она должна была сделать все, чтобы он не узнал, где находится Мартин, и не появился у него в палате.
Так что Селина ограничилась свирепым взглядом своих желтых глаз. Скрестив руки на груди, она наблюдала, как он спокойно режет мясо, добавляет к нему приличную порцию овощей и протягивает ей блюдо, которое она с негодованием отвергла.
Продолжая свою трапезу, он достаточно спокойно спросил:
— Что же вам про меня наговорили? — Он с видимым удовольствием отпил бургундского и наколол на вилку кусок сочной нежной говядины в тесте. — Судя по тому, как вы меня встретили, я понял, что Ванесса уже поговорила с вами и дала мне весьма нелестную характеристику. Не сомневаюсь, что Доминик с удовольствием добавил кое-что от себя.
Он приподнял черную бровь, выражая насмешливое полупрезрение, но Селина решила поставить его на место, переведя игру на свое поле, и сказала ему откровенно:
— Мне говорили, что вы сын Мартина. Что Мартин материально помогал вам и вашей матери, пока она не умерла. Вам тогда было уже восемнадцать, и вы вполне могли позаботиться о себе сами. — Она отодвинула от себя нетронутую еду и пригубила рюмку, надеясь, что вино поможет успокоить ее напряжение. — Все считают, что вы собираетесь пользоваться материальной поддержкой Мартина до бесконечности.
Селина надеялась, что ей удалось достаточно тактично выразить свою мысль. Разумеется, она не собиралась миндальничать с ним, она помнила рассказ Доминика и то, как сообщение о его приходе подействовало на дядю, так что он заслуживал и более суровых слов. Однако у нее уже была возможность видеть, как он реагирует на ее намеренные оскорбления, и поэтому решила не повторять их.
— Понятно. — Он положил на стол нож с вилкой и как-то странно посмотрел на нее. — А кто-нибудь из них говорил вам о моей матери что-нибудь другое, кроме того, что она умерла?
Селина быстро опустила глаза. Доминик говорил. Но если она перескажет ему то, что рассказывал Доминик, например то, что мать Адама Тюдора была распутной женщиной, совратила неопытного юношу намного моложе себя и всю жизнь вытягивала из него деньги, а после ее смерти то же самое пытается делать Адам, то это может вызвать его гнев, который он наверняка выразит в весьма своеобразной форме.
Так что она промолчала, но, похоже, он читает ее мысли, потому что лицо его помрачнело, а глаза сузились в щелочки.
— Простите, — с усилием произнесла Селина и встала. Все ее вежливые слова казались такими фальшивыми, что ей было просто неловко произносить их. Затем она быстро добавила: