Однако даже нитки и хорошие иголки стоят денег.
Пруденс вытащила шиллинги, глядя на них как на талисманы. Потом кивнула, накинула шаль и отправилась по магазинам.
Три недели спустя Пруденс пулей вылетела из дома и вбежала в соседнюю дверь. Она впервые оказалась в доме Хетти и, разумеется, не собиралась делать это без приглашения, но ей было просто необходимо с кем-то поговорить.
Хетти, стоя на коленях перед лоханью, что-то энергично стирала. Увидев Пруденс, она заморгала и начала подниматься.
— Нет-нет… — начала было Пруденс, но сообразила, что нехорошо, если Хетти останется на коленях. — Я хотела сказать… как тебе удобнее. Извини. Мне не следовало так к тебе вламываться.
Хетти уже поднялась и вытирала руки о фартук.
— Чепуха. Одеяла все равно должны помокнуть.
— Одеяла?
— Сегодня теплый и ветреный день. Самая подходящая погода для стирки одеял. Что-нибудь случилось, милая?
Для Пруденс по-прежнему было в новинку это обращение. Казалось, оно еще глубже погружает ее в пучину здешней жизни, но она так уверилась в скорых переменах, что это не имело значения.
Пруденс села на табурет у простого стола. Стул был только один, и она знала, что он предназначен для Уилла, главы семьи. Мужчины — хозяева всего.
— Мой брат женился.
Хетти безучастно смотрела на нее, потом ахнула:
— И вас не пригласил?! Почему он так поступил?
— А почему ему так не поступить? — горько ответила Пруденс.
— Но вы так трудились над платьем.
Пруденс уже жалела, что пришла сюда и открыла свою боль.
Хетти поставила на стол кувшин и два глиняных стакана.
— Это ведь не джин? — спросила охваченная воспоминаниями Пруденс.
С той ночи она в самые тяжелые моменты с чувством вины пила остатки бренди.
— Джин? — воскликнула Хетти. — Если бы он у меня был! Это мамин кордиал. Он поднимет ваш дух.
Она села напротив и подвинула стакан.
Пруденс принюхалась и уловила запах трав. Она отпила, сначала почувствовала сладость, а потом закашлялась.
— Да это же алкоголь!
— Всего лишь мамино домашнее вино. Травы пойдут вам на пользу.
Пруденс отхлебнула еще.
— Я так в пьяницу превращусь.
— Да будет вам! А теперь расскажите, что случилось. Вы получили письмо?
Пруденс еще немного отпила.
— Да. Ты не поверишь, от жены моего брата. Сожалеет, что я не смогла присутствовать, и жаждет поделиться всеми подробностями.
— Что ж, это мило с ее стороны.
— Мило?! Да это просто насмешка, причем откровенная! Все подробности о приятном обществе, изысканном свадебном обеде, о ее платье и новом костюме Эрона, об их доме. И все эти шпильки нацелены в мое сердце.
— Ох!
Хетти отхлебнула кордиала.
— Это правда. Это она решала, кого приглашать, а кого не приглашать на свадьбу. Это она не захотела видеть меня в Дарлингтоне.
— Ваш брат мог дать ей отпор, если бы хотел.
— Может быть, и нет. Она принесла в их семью кругленькую сумму, а ее отец в городе весьма влиятелен.
— И все-таки ваш брат — глава семьи.
Пруденс вздохнула:
— А я все время нахожу ему оправдания… Я просто дурочка, правда? — Она отпила еще. — Понимаешь, я так надеялась на эту свадьбу. Там я была бы леди, вращалась в достойном кругу. Я могла бы даже…
Хвала небу, она прервала свои откровения раньше, чем призналась, что мечтает встретить джентльмена, который обожал бы ее.
— Крепкая смесь.
Пруденс хмуро посмотрела на свой стакан.
— Отлично лечит простуду и ревматизм.
И разбитое сердце? Ее мечты разлетелись вдребезги, забрав с собой надежды.
Покачивая в руке стакан, Пруденс отпивала по глоточку.
— Я не хочу так жить, Хетти. — Пруденс сообразила, что это могло прозвучать оскорбительно. — Я имела в виду не место и не людей, но… я хочу большего. Я хочу…
— Мужа. Каждая женщина этого хочет, и каждый мужчина хочет иметь жену. Но я знаю, для леди вроде вас это нелегко. Вы не можете выйти за простого человека, а чтобы выйти за джентльмена, вам нужны деньги.
— А ты принесла деньги в семью?
— Я принесла постельное белье и новую одежду для себя. И я здоровая и работящая, как и Уилл. Он знает свое дело, а я умею вести дом и заботиться обо всем.
— Я знаю, как вести дом.
— Со слугами, — сказала Хетти без явного намерения обидеть.
— К примеру, с этим домом я управляюсь, — запротестовала было Пруденс, однако потом вспомнила о хлебе, который не пекла, об одеялах, которые некогда не стирала, о моли, которая прогрызла в них дырки.