Особенно,... 
191 
Ему было кое-что известно о мрачной реальности Ада из официально опубликованных и нелегально распространяемых отчетов, и он с одним из младших коллег принял решение проникнуть в Ад, узнать о нем на собственной шкуре и вернуться назад со знанием истины. Уже один тот факт, что он и Чей не были случайными прохожими, кому предложили взяться за исполнение такой странной и пугающей миссии, давал им надежду, что их свидетельства, когда и если они вернутся, будут встречены с доверием. Они не были одержимы идеей славы, они не были ни журналистами, пытающимися заработать себе репутацию, ни людьми, когда-либо замеченными в том, чтобы участием в подобном предприятии привлечь к себе всеобщее внимание.
Потом, проходя подготовку к их подпольной миссии (эта подготовка для них заключалась в чтении всего, что существовало на данную тему, хотя другие из их маленького кружка заговорщиков настаивали на том, чтобы включить психологическую закалку, которая включала бы опыт наподобие того, который они собирались обличить), они стали любовниками. Это немного осложнило ситуацию, но они все обсудили и решили, что это как минимум дает им некоторые преимущества. Теперь, когда они больше, чем друзья и коллеги, они будут больше преданы друг другу, оказавшись в Аду.
Он оглядывался теперь на их смешные приготовления, их ужасно серьезные разговоры, в которых были и смущение, и любовь, и горечь. Разве что-то могло приготовить их к этому ужасу? Никакая «закалка» (включавшая слабый электрошок, имитации удушения и громкие крики и ругательства, которыми осыпали их отставные армейские сержанты, согласившиеся оказать им помощь) не могла подготовить их к тому, что они испытали в Аду, а начались эти ужасы с самого начала, с первого дня.
И хотя они немедленно по прибытии попали в жуткий водоворот насилия и неприкрытой ненависти, они все время оставались вместе и в некотором смысле выполнили свою миссию. Ему удалось выбраться, но Чей потеряла разум. Ему удалось представить трезвые, логические свидетельства, он не дал сбить себя с толку, что и планировал с самого начала, когда они только заводили разговоры об их миссии с программистами, хакерами и бывшими правительственными доносчиками, которые изначально сотрудничали с их маленькой подпольной организацией.
Но ему пришлось оставить Чей в Аду. Он сделал все, что было в его силах, чтобы они ушли вместе, но приоритет, как оказалось, у него был другой. В самый последний момент, когда они летели по воздуху к светящемуся проему, ведущему назад в реальный мир и к избавлению от боли, он перевернулся спиной вперед, тогда как ее держал в конечностях, обращенных назад, — в буквальном смысле протолкнул себя первым.
Он надеялся, что они проскочат оба, хотя и знал, что это маловероятно.
И вопрос, который не давал ему покоя (вопрос, который мучил его с тех самых пор), звучал так: если бы Чей в тот момент была в здравом уме, повел бы он себя по-другому?
Он думал — надеялся, — что да.
Он был уверен, что в этом случае она могла бы представить не менее надежные свидетельства, чем он. И тогда он мог бы поступить порядочно, по-мужски, по-джентльменски — спас бы девушку, отправил бы ее в безопасное место, а сам пошел бы на дополнительное наказание, которое изобрела бы для него жестокая бюрократия Ада. Но он мог бы сделать это только в том случае, если бы был уверен, что она вернется в Реал не сломленной, плачущей, искалеченной душевно развалиной.
Она отрицала существование Реала, находясь в Аду, чтобы сохранить остатки своего тающего здравомыслия. Он не мог быть уверен, что она не станет отрицать реальность существования Ада, когда вернется в Реал. Даже если допустить, что она выйдет из того жалкого состояния, в которое погрузилась к концу их совместной экспедиции.
Точнее, к концу только для него, потому что ему удалось вырваться. А для нее, вероятно, это было началом новых пыток и ужаса.
У него, конечно, случались кошмары по ночам, и он, конечно, пытался не думать о том, что, возможно, происходит с ней там, в Аду. Сторонники Ада в Павулеанском обществе, возглавляемые такими личностями, как представитель Эррун, делали все возможное, чтобы уничтожить его репутацию, представить общественному мнению его показания ложью или сильно преувеличенными. Чтобы дискредитировать его, из его прошлого вытаскивалось все, начиная от школьной подружки, которая утверждала, что он слишком бесцеремонно обошелся с ней, до штрафа за хулиганское поведение в университетском баре, когда он был студентом-первокурсником. Представитель Филхин считала большой и неожиданной победой то, что противная сторона не могла предъявить ничего, кроме таких мелочей. За те несколько месяцев, что прошли после дачи им показаний, они стали близкими друзьями.
191 
